— Остается надеяться, что после всех этих усилий ты получишь впечатляющие результаты, — сказала Алексис.
— Я тоже на это надеюсь.
— А что будет, если тебе придется лететь в Нью-Йорк завтра утром?
— Пусть будет то, что должно быть, — пожал плечами Джек. — Ему очень не хотелось обсуждать этот болезненный вопрос.
— А что думает обо всем этом Лори?
— Я пока ей ничего не сказал.
— Господи! — воскликнула Алексис. — Думаю, что это не самый лучший способ завязывать взаимоотношения с новой родственницей.
— Вернемся к тому, что происходило в суде, — сменил тему Джек. — Ты хотела мне рассказать, почему дела пошли еще хуже.
— После того как Крэг обозвал Тони жалким типом, он прочитал лекцию присяжным о том, что они ему не ровня. Крэг сказал, что они не могут судить его поступки, потому что никогда не пытались кого-нибудь спасти и никогда не поймут, что он чувствовал, когда пытался спасти жизнь Пейшенс Стэнхоуп.
— И как же повел себя в этой ситуации Рэндольф? — спросил потрясенный Джек.
— Рэндольф делал все, что мог. Он постоянно вскакивал и протестовал. Но все его усилия оказались напрасными. Рэндольф просил судью объявить перерыв, однако когда судья спросил Крэга, не устал ли он, Крэг ответил, что не устал, и шоу продолжалось.
— Главный враг Крэга — сам Крэг, — покачал головой Джек. — Хотя…
— Хотя что? — спросила Алексис.
— В его словах есть смысл. Он говорил от лица всех врачей. Держу пари, что каждый доктор, которому пришлось пройти через муки подобного суда, чувствует то же, что и он. Но у других хватает здравого смысла не произносить этого вслух.
— Он не должен был этого говорить! Если бы я, выполняя свой гражданский долг, была присяжным и мне пришлось бы выслушать подобную отповедь, то у меня возникло бы сильное желание более внимательно прислушиваться к доводам Тони и его интерпретации всех событий.
— Ну а что же было самым худшим?
— Там было много чего, что можно было бы назвать худшим. Тони вынудил Крэга признать, что звонок Джордана вызвал серьезные опасения за состояние Пейшенс и инфаркт был одним из возможных диагнозов. Тони также вынудил его признать, что путь до филармонии от дома Стэнхоупов займет меньше времени, чем от Мемориальной больницы, и что ему очень хотелось появиться на концерте вовремя, дабы продемонстрировать всем свою любовницу. Но просто убийственным было признание Крэга в том, что он действительно в присутствии своей любовницы весьма нелестно высказывался о Пейшенс Стэнхоуп, включая его замечание о том, что смерть пациентки — благо для всех.
— Да-а… — протянул Джек, снова покачав головой. — Дело плохо.
— Очень плохо. Крэг ухитрился выставить себя в глазах присяжных высокомерным, равнодушным к страданиям людей врачом, для которого посещение симфонического концерта в обществе своей подружки важнее, чем здоровье пациента. Получилось именно то, о чем предупреждал его Рэндольф.
— Ну и что же Рэндольф делает в ходе перекрестного допроса?
— Пытается смягчить удар. Он старается хоть как-то реабилитировать Крэга по главным пунктам, включая проблемных пациентов. Рэндольф рассматривает под иным углом зрения все действия Крэга в тот вечер, когда умерла Пейшенс Стэнхоуп. Когда ты пришел, Крэг объяснял, что говорил Джордану об инфаркте миокарда только в том контексте, что его следует исключить. О наличии инфаркта он не говорил. Это, как ты понимаешь, противоречит показаниям Джордана.
— Ты можешь сравнить поведение присяжных во время прямого допроса и во время перекрестного?
— Во втором случае они показались мне более пассивными. Но возможно, это я смотрела на них глазами пессимиста. Я утратила остатки оптимизма во время прямого допроса и поняла, что Рэндольфу предстоит жестокая борьба. Утром он сказал мне, что попросит Крэга рассказать о его жизненном пути, чтобы противопоставить реальные факты той диффамации, которой занимался Тони.
— Почему бы и нет? — сказал Джек.
На самом деле он воспринял эту идею без особого энтузиазма, но ему хотелось поддержать сестру. Когда они вернулись в зал, Джек стал размышлять о том, изменятся ли отношения Алексис и Крэга после процесса. Джек никогда не был горячим сторонником их союза, начиная с того момента, когда они после встречи в бостонской Мемориальной больнице и помолвки гостили в его доме. Джек нашел Крэга невыносимым, эгоцентричным типом. Но сейчас, увидев их в домашней обстановке, он осознал, что супруги, несмотря на все осложнения, прекрасно подходят друг другу. Алексис не стремилась к лидерству и смирилась с эгоцентризмом Крэга, но во многих отношениях они прекрасно дополняли друг друга.
Джек, пытаясь устроиться поудобнее, откинулся на спинку скамьи. Рэндольф стоял на трибуне, Крэг находился на свидетельском месте. В отличие от адвоката он стоял сгорбившись и опустив плечи. Рэндольф говорил хорошо поставленным голосом, четко и ясно произнося слова. Крэг отвечал вяло и уныло и производил впечатление бесконечно уставшего человека, который исчерпал все аргументы в важном споре.
Джек почувствовал, как рука Алексис коснулась его локтя. Джек слегка сжал руку сестры, и они обменялись мимолетными улыбками.
— Доктор Бауман, — напевно произнес Рэндольф, — вы хотели стать доктором с того момента, когда вам в возрасте четырех лет подарили игрушечный медицинский набор и вы начали лечить родителей и старшего брата. Но насколько мне известно, в вашем детстве произошло событие, которое укрепило ваше желание избрать эту человеколюбивую профессию. Не могли бы вы рассказать нам об этом событии?
Крэг откашлялся и начал:
— Мне было пятнадцать лет, и я учился в десятом классе. В то время я был менеджером нашей футбольной команды. Я хотел играть, но, к великому разочарованию моего отца, в команду не попал. А мой старший брат был там звездой. Итак, меня называли менеджером, а на самом деле я был всего-навсего разносчиком воды. Во время тайм-аутов я выбегал на поле с ведром, черпаком и бумажными стаканчиками. На одном из матчей игрок получил травму. Был объявлен тайм-аут. Я выбежал на поле с ведром и увидел, что травмирован мой друг. И я побежал к другу. И то, что я увидел, меня крайне испугало. Он сломал ногу так, что его ступня смотрела куда-то в сторону. Парень корчился от боли. А я ничем не мог ему помочь. И тогда я сказал себе, что просто обязан стать доктором.
— Весьма трогательная история, — сказал Рэндольф, — и весьма важная для понимания вашего характера. Вы сопереживали боль, и именно это сопереживание подвигло вас избрать медицину. Ваш путь к этой альтруистической профессии лежал через тернии, доктор Бауман, и на этом тернистом пути вам пришлось преодолеть множество препятствий. Не могли бы вы рассказать суду о вашей жизни, достойной пера Горацио Элджера?
Прежде чем ответить на вопрос, Крэг расправил плечи.
— Протестую! — выкрикнул, вскакивая, Тони. — Не имеет отношения к делу!