– Это по вашей милости наш местный гений находится в этом гиблом месте? – спросила Мелани у Кэндис. Мелани была остра на язык и игриво непочтительна, все выдавало в ней женщину, выросшую на Манхэттене.
– Наверное, – ответила Кэндис. – А что, с ним такое редко бывает?
– Вам приз за самую заниженную оценку года! – воскликнула Мелани. – В чем ваш секрет? Я столько раз его сюда звала – и все без толку, в конце концов махнула рукой, а было это несколько лет назад.
– Вы ни о чем определенном меня не просили, – сказал, оправдываясь, Кевин.
– Ой, правда? – Мелани усмехнулась. – И что же мне, по-вашему, надо было делать, карту вам чертить? Я ведь не раз спрашивала: не хотите ли перекусить гамбургером? Что, не очень определенно, да?
– Что ж, – Кэндис горделиво выпрямилась на лавке, – должно быть, сегодня у меня удачный день.
Мелани с Кэндис легко завязали разговор, стали рассказывать друг другу о своей работе. Кевин слушал, но вполуха: в основном его занимал гамбургер.
– Значит, мы все трое заняты в одном проекте, – заметила Мелани, узнав, что Кэндис работает сестрой неотложной помощи в составе хирургической бригады из Питсбурга. – Три горошины в стручке.
– Вы уж больно щедры, – возразила Кэндис. – Я всего лишь мелкая сошка у подножия терапевтического идола. В жизни бы не посмела поставить себя с вами на одну доску. Вы из тех, кто заставляет все это крутиться. Если позволите, задам вопрос: как, скажите на милость, у вас это получается?
– Это она – герой. – Кевин, впервые открывший рот, кивнул в сторону Мелани.
– Перестаньте, Кевин! – отмахнулась Мелани. – Не я разрабатываю методику, какой пользуюсь, а вы. Людей, которые сумеют делать то же, что делаю я, полно, а то, что делаете вы, только вы и умеете. Ваше открытие и стало ключом.
– Да перестаньте вы спорить, – обратилась к сотрапезникам Кэндис, – просто скажите, как это происходит. Меня любопытство с первого дня мучает, но тут все как-то шито-крыто делается. Научную сторону Кевин мне разъяснил, но я все еще не понимаю механику.
– Кевин получает пробу костного мозга клиента, – заговорила Мелани. – Из нее он выделяет готовую к делению клетку, в которой хромосомы находятся в сжатом состоянии, предпочтительно стволовую клетку, если не ошибаюсь.
– Отыскать стволовую клетку удается крайне редко, – сказал Кевин.
– Ладно, лучше вы сами расскажите ей, чем занимаетесь. – Мелани беспомощно взметнула руки. – А то я все перепутаю.
– Я работаю с транспоназом, который открыл почти семь лет назад, – пояснил Кевин. – Он служит катализатором для гомологической транспозиции, или кроссинговера, короткого отростка хромосомы-шесть.
– Что такое короткий отросток хромосомы-шесть? – спросила Кэндис.
– У хромосом есть так называемый кинетохор, который делит их на две доли, – объяснила Мелани. – У хромосомы-шесть доли особенно неравные. Те, что поменьше, зовутся отростками.
– Благодарю! – Кэндис отвесила церемонный поклон.
– Так вот... – начал Кевин, пытаясь собраться с мыслями. – Я занимаюсь тем, что добавляю свой секретный транспоназ в клетку клиента, которая вот-вот начнет делиться. Но я не даю кроссинговеру завершиться полностью. Останавливаю его двумя отростками, отделенными от соответствующих хромосом. Затем я их удаляю.
– Вот это да! – воскликнула Кэндис. – Вы действительно извлекаете эти малюсенькие, малюсенькие цепочки из ядра клетки. Как, скажите на милость, у вас это получается?
– Это совсем другое дело, – сказал Кевин. – В общем, я использую систему моноклонального антитела, которая распознает тыльную сторону транспоназа.
– Тут я уже ни бум-бум, – призналась Кэндис.
– Ладно, не берите в голову, как он отделяет отростки, – посоветовала Мелани. – Примите это как факт.
– Постараюсь, – согласилась Кэндис. – А что вы делаете с этими отделенными отростками?
– Жду, пока она, – Кевин указал на Мелани, – сотворит свое чудо.
– Это вовсе не чудо, – возразила Мелани. – Я всего лишь исполнитель. Применяю методику искусственного оплодотворения на бонобо, точно такую же методику, какую разработали для повышения рождаемости у содержащихся в неволе горных горилл. Вообще нам с Кевином приходится согласовывать наши усилия, потому что ему непременно нужно оплодотворенное яйцо, которому еще только предстоит деление. Выбор времени очень важен.
– Мне это яйцо нужно перед самым делением, – кивнул Кевин. – Так что мой график определяется графиком Мелани. Я не вступаю в дело до тех пор, пока она не даст зеленый свет. Когда же она предоставляет зиготу, я повторяю ту же процедуру, какую только что проделал с клеткой клиента. Удалив отростки бонобо, я ввожу в зиготу отростки клиента. Благодаря транспоназу они встают именно туда, куда и должны встать.
– И все? – выдохнула Кэндис.
– Да нет, – признался Кевин. – На самом деле я ввожу четыре транспоназа, а не один. Отросток хромосомы-шесть – это основная доля, которую мы пересаживаем, но вдобавок мы пересаживаем и сравнительно малые части хромосом девять, двенадцать и четырнадцать. Они содержат гены групп крови системы АВО и еще кое-какие малые антигены тканевой совместимости типа молекул сцепления Си-ди-тридцать один. Впрочем, все эти сложности ни к чему. Остановитесь на одной хромосоме-шесть. Она играет самую важную роль.
– И это потому, что хромосома-шесть содержит гены, которые составляют основной комплекс тканевой совместимости, – со знанием дела поведала Кэндис.
– Точно, – сказал Кевин. Он был поражен и взволнован. Кэндис оказалась не только приятной в общении: она еще и сообразительна и немало знает.
– А с другими животными такой протокол сработал бы? – спросила Кэндис.
– Вы каких животных имеете в виду? – поинтересовался Кевин.
– Свиней. Я знаю, что в других центрах, в Штатах и Англии, пытались уменьшить разрушительное воздействие иммунного комплемента при пересадке органов свиней с помощью введения человеческих генов.
– В сравнении с тем, что делаем здесь мы, это все равно что в щелоках травить, – сказала Мелани. – Методика ужасно стара, потому что призвана воздействовать на симптом, а не устранять его причину.
– Верно, – подтвердил Кевин. – При нашем протоколе не нужно беспокоиться по поводу иммунологической реакции. Мы, имея в виду тканевую совместимость, предлагаем иммунологический двойник, особенно если мне удается ввести еще немного малых антигенов.
– Не понимаю, отчего вы так о них хлопочете! – пожала плечами Мелани. – В первых трех наших пересадках у пациентов вообще никакой реакции отторжения не возникло. Ноль!
– Хочу быть уверен на все сто, – сказал Кевин.
– Я ведь почему про свиней спрашиваю? – торопливо заговорила Кэндис. – Причин несколько. Во-первых, найдутся люди, кому такое использование бонобо покажется отвратительным. Во-вторых, насколько я понимаю, обезьян этих мало.