– Доносить пошел! – пробормотала Улита,
хорошо знавшая комиссионерское племя.
Ведьма была очень недовольна. Раньше только
собой, а теперь еще и шефом, поведение которого вызывало у нее недоумение.
Чего, например, стоило настоятельное требование найти девушку, о которой ровным
счетом ничего не было известно: ни имя, ни внешность, ни даже сколько ей лет!
– Это даже не иголка в стоге сена. Ну хоть
что-нибудь о ней известно? Кто ее родители? Вкусы? Привычки?
– Ничего, – чуть помедлив, кратко ответил
Арей.
– Тогда как мы будем искать? Не тащить же нам
в резиденцию всех девушек подряд!
– Тащить никого не надо. Просто делайте всё,
как делается, а там как получится.
Улита окончательно запуталась.
– Хорошо, шеф! Не хотите, чтобы этим
занимались комиссионеры – ваше право. Но скажите хотя бы, где искать. Щас
устроим подробную карту!
Ведьма сунула палец в бульон и принялась с
увлечением рисовать на столе.
– Здесь Арктика, здесь где-нибудь Мурманск и Архангельск.
Здесь ниже Уральские горы… Здесь тоже, допустим, Уральские горы… И тут пусть
тоже будут Уральские горы… Ну а там уже все сплошная Сибирь!
– По такой карте только ракеты наводить!
Альтернативная география! Примерно до Владивостока у тебя выстроились сплошные
заборы из Уральских гор, – ехидно сказал Петруччо.
Арей не проявил к карте интереса.
– Ищите для начала в Москве. Достаточно, если
каждый из вас будет без особой цели шататься по городу часа по три в
день, – приказал он, подумав.
– И это всё?
– Да. Всё. Если эта девушка такая, какой я ее
себе представляю, она сама найдет вас или меня.
И вот теперь Чимоданов шагал в военкомат,
попутно поглядывая по сторонам и делая вид, что отыскивает таинственную девушку
Арея.
По дороге ему дважды попался Тухломон. В
первый раз он, галчонком разинув рот, говорил «Вау!» с рекламы нового мужского
журнала. В другой же раз, зайчиком прыгая по проезжей части, ловил такси, имея
в руке сумку с продуктами из гипермаркета. Чимоданова он оба раза якобы не
замечал.
Поначалу Петруччо раздражала такая
назойливость, однако очень скоро он пришел к выводу, что комиссионер попросту
развлекается.
* * *
Военкомат оказался блочным двухэтажным
зданием, обнесенным бетонным забором. Зажатый между громадных домов-близнецов,
он был точно самоуверенный дядька Черномор, окруженный толпой богатырей.
Чимоданов показал повестку молодому офицеру,
замурованному в стеклянной будке и подписанному «Дежурный». Тот без интереса
посмотрел на нее и, спросив, умеет ли Чимоданов читать, отправил Петруччо в
сторону, в которую указывали бумажные стрелки. Для этого пришлось подняться на
второй этаж. Несложный лабиринт проходов привел его в коридорный аппендикс со
множеством тесно расположенных кабинетов. Очень быстро Чимоданов получил на
руки анкету, заполнил ее и стал озираться, соображая, куда идти дальше.
Между кабинетами стояли банкетки с наваленной
на них стыдливыми кучками одеждой. У банкеток сусликами торчали покрытые
гусиной кожей юноши в трусах. Напуганные и отважные. Тощие и тонкие. С ребрами
как клавиши рояля и без ребер, с прыщиками на груди и прыщиками на спине.
Попадались и качки с раздутыми торсами и слабыми детскими ножками, на которые
не хватило терпения и штанги. Каждый держал в руках медицинскую карту, пытаясь
без очереди нырнуть в кабинет, подписанный «ЭКГ», «Хирург» или «Окулист».
Петруччо тоже разделся и, обнаружив, что возле
двери с табличкой «Психиатр», никто не толпится, сунулся туда.
Доктор Смушкин, маленький человек с большими
ушами гения, перестал вытягивать за крылышко навязчивую муху, которая пыталась
поселиться у него в носу еще со времен института, и, кашлянув, поднял песочные
глаза.
Смушкин был человек начитанный, проглотивший
тысячи серьезных книг. Память у него хватала все цепко, точно капкан. Один раз запечатлев
какую-нибудь цитату, она удерживала ее, словно бультерьер, и даже со временем
начинала считать своей.
Доктор верил в разум и его безграничные
возможности, но не верил в сердце и его вечную живительную силу. Как следствие,
разум у него развился титанически, сердце же скукожилось и усохло, как яблоко,
надолго забытое в холодильнике. В результате доктор Смушкин, сам того не
замечая, стал похож на тех качков с рахитичными ножками, что караулили в
коридоре свои штанишки.
Ресницы у доктора Смушкина были белесые, а
пальцы тонкие и нервные. Он любил распрямлять их, вытягивать и стрелять
суставами. Каждый сустав имел свой звук. Большой палец, как самый сильный и
бездарный, не имел звука вовсе. Вкуснее всего стрелял безымянный, украшенный
тусклым обручальным кольцом.
Когда-то Смушкин учился в докторантуре, писал
серьезные работы по шизофрении и, как жиреющий на рыбе морж, начинал уже
набирать научный вес. Всё шло неплохо, но потом что-то разладилось. Он
поссорился с научным руководителем, бросил докторантуру и не стал защищаться.
Надо было быстро встать, отряхнуться и
сражаться дальше, однако доктор Смушкин сражаться не стал. Он оказался не боец.
Вместо этого он обиделся на весь мир и, отделив себя от него глухой стеной,
ушел в сердитую оппозицию. Суть оппозиции состояла в том, что сам Смушкин не
делал ничего, но всё, что делали другие, ему заведомо не нравилось. Теперь он
работал в военкомате, службу свою не любил, считал неизбежным злом, но вместе с
тем делал ее хорошо, легко принимая по семьдесят призывников в день.
Но даже при такой загрузке на месте ему не
сиделось. Он часто вскакивал, прохаживался по кабинету и открывал форточку. Ему
было душно и хотелось свежего воздуха. Но от свежего воздуха доктору Смушкину
становилось холодно. Тогда он снова вставал и захлопывал форточку. И вновь
становилось душно.
Смушкин как раз раздумывал, не оставить ли ему
в покое форточку и будет ли лучше на минуту распахнуть всё окно целиком, когда
в кабинет вошел взъерошенный и сердитый юноша с лицом человека, у которого все
китайцы и индусы заняли по копейке, после чего хором сказали, что не вернут.
Трусы на нем были розовые, как мечта. В левой руке он держал большую куклу с
головой из твердого пенопласта. К кукле доктор Смушкин отнесся нормально. В
военкомате он работал уже двадцать два года и его не удивили бы даже красные
трусы, буденовка и игрушечный автомат, сопровождаемые воплем: «Дядь, возьмите
меня в конницу!»
Вместо этого он протянул руку за картой,
внимательно пролистал ее и спросил:
– Вы умеете считать?
– Примерно до миллиона… – радостно сказал
Чимоданов и хотел уже начинать, но оказалось, что таких обширных знаний от
потенциального призывника никто не требует.