Посередине луга обнаружилось, что петух
увязался за своей новой знакомой. Прискакивал сзади, похлопывал крыльями. «Ах,
какой отчаянный, – пожурила его монашка. – Вертопрах! Бросил и семейство, и
жилище ради первой же юбки».
Пошикала на него, помахала руками: иди, мол,
возвращайся. Но Петя-Петушок не послушался. Ладно, решила она, пускай себе.
Захочет – дорогу найдет.
Дурка ждала у мельницы.
– Вот, видишь, я с кавалером, – сказала ей
Пелагия. – Привязался. Гнала его, гнала...
– Глянулась ты яму. Таперь не отстанет. Они,
красные, жуть какие цепучие. Ну чаво, пойдем на Камень иль как?
– Пойдем.
Лучше бы, конечно, наведаться туда днем,
подумала Пелагия. Но днем могут заметить, а это ни к чему. Какая разница, день
или ночь – все равно в пещере темно.
– Карасиновая? – уважительно кивнула девочка
на лампу, что несла в руке монахиня.
– Да, на керосине. В городе сейчас все такие.
А на улицах газовые фонари. Я тебе обязательно покажу.
Через речку перебрались по камням: впереди
Дурка, Пелагия за ней, подняв рукой подол. Петушок прыгал сзади.
Потом довольно долго шли кустарником – пожалуй,
с версту. А там начались и утесы.
Девочка шла быстро, уверенно. Монахиня еле за
ней поспевала.
И опять, как в Лесу, у Пелагии возникло
ощущение, что ночной мир на нее смотрит, причем не спереди, в глаза, а
по-воровски – в спину.
Даже оглянулась и, конечно, заметила сзади
шевеление каких-то теней, но испугаться себе не позволила. Если ночных теней
пугаться, то как же в пещеру лезть? Вот где будет по-настоящему страшно.
Еще, может, и не полезу, дрогнула Пелагия.
Посмотрю, где она, и довольно.
«А зачем смотреть? – спросила она себя. – На
что тебе вообще понадобилась эта пещера?»
Не нашлась, что ответить, потому что никакого
рационального ответа не было. И все же знала, пускай и не понимая резона, что
взглянуть на место, где Дурка обнаружила пророка Мануила, нужно.Сергей
Сергеевич, раз нерационально, не стал бы. Но ведь он мужчина, они устроены
по-другому.
– Вон Чертов Камень, – остановилась девочка,
показывая пальцем на темный горб, отвесно поднимавшийся кверху. – Нето
повернем?
– Веди к пещере, – велела Пелагия и стиснула
зубы, чтоб не заклацали.
Место и вправду было недоброе. Тут и днем,
наверное, брала жуть – от тесно сдвинувшихся скал, от абсолютной, звенящей
тишины. Ночью же и подавно.
Но Дурка, кажется, совсем не боялась. Должно
быть, воспоминание о Мануиле окрашивало для нее этот зловещий ландшафт в иные,
вовсе не страшные цвета.
– В череву часто наведываешься? – спросила
Пелагия.
– Нутрь ни разочка не лазала. А к Чертову
Камню бегаю.
– Почему же внутрь не идешь?
Девочка дернула плечом:
– Так.
Не захотела объяснить.
Петя-Петушок, кажется, тоже чувствовал себя
отлично. Вскочил на большой камень, бодро растопырил крылья.
«Выходит, тут одна я трусиха?» – упрекнула
себя Пелагия и попросила:
– Ну, где? Показывай.
Вход в пещеру оказался в заросшей кустами
расщелине, которая вонзалась в скалу узким клином.
– Вона, – показала Дурка, раздвигая ветки.
Сквозь предрассветные сумерки чернело узкое
отверстие. Высотой аршина полтора – чтоб войти, нужно согнуться.
– Полезешь? – уважительно спросила Дурка.
Петух прошмыгнул у ней между ног. С
любопытством посмотрел на дыру, скакнул вперед и исчез.
– Конечно, полезу. А ты?
– Не, мне не можно.
– Здесь подождешь?
Дурка помотала головой:
– Бегти надо. Федюшка-пастух скоро стадо
погонит. Да ты, тетенька, не робей. Толь далеко не уходи. Кто ее знает,
череву-то... Обратно в деревню пойдешь – тропки держись. Ну, пакедочки.
Развернулась и помчалась назад, только белые
икры засверкали.
Пелагия перекрестилась, вытянула вперед руку с
фонарем. Полезла.
Дурка бежала легко, воздушно, и казалось ей,
что она не бежит, а летит над белесой рассветной дымкой, что стелилась по-над
землей. Даже руки в стороны раскинула, как птица-журавль.
Чтоб поспеть к выгону, нужно бы еще и быстрей
припустить, не то настегает Федюшка по сидельному месту.
«Ничаво, ничаво», – шептала Дурка, несясь меж
утесов. Так ловчей бежалось, если повторять: ни-ча-во, ни-ча-во.
Уже прикидывала: до кустарника добежит, а там
задохнется, придется до речки шагом. Там можно сызнова запустить, по лугу-то.
Поспеть бы только – вон уж почти совсем светло.
Но задохнуться она не успела, потому что
убежала от Чертова Камня недалеко, шагов на полста.
Там, где тропинка прижималась к самому обрыву,
от скалы навстречу бегущей качнулась большая черная тень.
– Аману... – хотела позвать Дурка, но не
договорила.
Что-то хищно свистнуло, рассекая воздух.
Раздался короткий костяной хруст.
И стало тихо.
В пещере
Надо сказать, что, решившись проникнуть в
черное отверстие, сестра Пелагия преодолела не обычную женскую опасливость,
которой в чернице, пожалуй, почти и не было (во всяком случае, любопытство
неизменно одерживало в ней решительную победу над робостью, даже и в ситуациях
порискованней нынешней). Нет, здесь имелась причина более серьезная.
Дело в том, что с некоторых пор, после одной
истории, приключившейся в неотдаленном прошлом, у инокини имелись особые счеты
с пещерами. И теперь, от одного ощущения, что со всех сторон теснятся невидимые
во мраке каменные стены, а сверху напирает невысокий свод, в душе у Пелагии
вострепетал сырой, нерассуждающий ужас.
Протянув руку над головой и не нащупав
потолка, она осторожно выпрямилась и заставила себя успокоиться.
Ну что страшного могло быть в этой «череве»?
Хищный зверь?