Неуклюже, еле удерживая плачущего, извивающегося ребенка, она вскарабкалась на стул, улыбнулась и накинула петлю себе на шею. И, тихо напевая, надела маленькую петлю на детскую шейку.
Теперь мы вместе.
Двери из соседней комнаты распахнулись, хлынул свет. Она повернула голову и оскалилась, как тигрица, защищающая своего тигренка.
Заспанная няня взвизгнула, вскинула руки, увидев женщину в грязной белой ночной рубашке и ребенка с петлей на шее в ее руках, визжащего от страха и голода.
—Он мой!
Няня бросилась к женщине, но она успела оттолкнуть ногами стул. Крики утонули в ледяном мраке.
Хейли сидела на полу бывшей детской в объятиях Харпера и рыдала.
Она дрожала от холода, хотя ее ноги закутали одеялом, а Митчелл развел огонь в камине гостиной.
—Она хотела его убить... Она собиралась убить ребенка! Боже мой, боже, она собиралась повесить собственное дитя...
—Чтобы сохранить его для себя. — Розалинд стояла перед камином, глядя на огонь. — Это больше чем безумие.
—Если бы няня в тот момент не вошла, если бы не услышала его плач и не вошла так быстро, Амелия его бы убила.
—Эгоистка.
—Я понимаю, понимаю... — Хейли начала растирать плечи. — Но она не хотела причинить ему вред. Она верила, что они будут вместе, будут счастливы... Господи, она была сломлена, безумна... А потом, когда снова потеряла сына... — Хейли покачала головой. — Она все еще ждет его. Думаю, она видит его в каждом ребенке, который появляется в Харпер-хаусе.
—Что-то вроде ада для безумцев? — предположила Стелла.
Хейли подумала, что никогда не забудет пережитое. Никогда.
—Няня. Она спасла ребенка.
—Мне не удалось установить ее имя, — сказал Митч. — В его детстве в доме сменилась не одна няня, но твое видение указывает на девушку по имени Элис Джеймсон, что совпадает с письмом Мэри Хейверз кузине Лусилл. Элис покинула Харпер-хаус в феврале тысяча восемьсот девяносто третьего, и дальше ее следы теряются.
—Они уволили ее. — Стелла закрыла глаза. — Выгнали. Может, заплатили или, скорее всего, пригрозили.
—Наверное, и то и другое, — Логан сжал кулаки.
—Я потяну за эту ниточку, постараюсь разыскать потомков Элис, — пообещал Митч, и Розалинд повернулась к нему с улыбкой.
—Спасибо. Без нее на свете не было бы ни меня, ни моих сыновей.
—Не этого Амелия хотела от нас, — прошептала Хейли. — Или не только этого. Она не знает, где находится. Где она похоронена. Что они с ней сделали. Она не сможет успокоиться, смириться... что угодно... пока мы не найдем ее.
—Как? — вскинула руки Стелла.
Розалинд обвела взглядом присутствующих.
—У меня есть идея. Идея, которая расколет нашу команду примерно пополам.
—Зачем? — возразил Харпер. — Чтобы Хейли снова увидела, как она вешает своего ребенка?
—Чтобы она или кто-то из нас увидел, что было дальше. Я надеюсь. Под «нами» я подразумеваю себя, Хейли и Стеллу.
Впервые с того момента, как компания отправилась наверх, Харпер выпустил руку Хейли и вскочил с дивана.
—Чертовски глупая идея!
—Харпер, не смей разговаривать со мной таким тоном.
—Не могу иначе, когда моя мать сходит с ума. Ты видела, что произошло там, наверху? Видела, как Хейли шла из бального зала к старой детской? Как она говорила, когда наблюдала за происходящим и почти в нем участвовала?
—Видела. И поэтому нам пришлось вернуться сюда.
—Роз, я солидарен с Харпером, — Логан все еще стоял со сжатыми кулаками. — Я не смогу сидеть здесь, пока три женщины будут там наверху одни! И мне плевать, если это мужской шовинизм.
—Ничего другого я и не ожидала. Митч?
Он не шелохнулся, хмуро глядя на жену.
—Похоже, ты снова меня удивишь.
Харпер резко развернулся к Митчеллу:
—Неужели вы с ней согласитесь?!
—Да, черт побери! Харпер, мне тоже это не нравится, но я понимаю, чего Роз хочет и почему. И прежде чем отрывать мне голову, подумай. Они все равно это сделают, когда нас не будет рядом.
—А как насчет установки держаться вместе?
—Мужчина использовал Амелию, дурно с ней обошелся, украл ее ребенка, отбросил. Она снова взялась за меня и Стеллу. Вам она не поверит. Может, мы убедим ее довериться нам.
—А может, она сбросит вас с веранды третьего этажа.
—Харпер, — Роз подошла к сыну и холодно улыбнулась. — Если кого-нибудь и вышвырнут из этого дома, то это будем не мы. Клянусь! Я больше не могу ей сочувствовать. Ты, Хейли, еще можешь. Прекрасно. Может, это наше преимущество. Но моя жалость исчерпана. Я не могу простить то, что она попыталась сделать. Я выгоню ее из своего дома. Хейли, ты сможешь подняться в детскую?
—Да. Я хочу с этим покончить. Пока это не закончится, у меня не будет ни одной спокойной минуты.
—Ты просишь, чтобы я подверг тебя риску.
—Нет, Харпер. Я прошу верить в меня.
—Мы как в кино, когда глупенькая полуголая блондинка спускается в подвал, услышав шум, хотя всем известно, что в окрестностях бродит маньяк-убийца.
Розалинд рассмеялась.
—Хейли, мы не глупенькие.
—И среди нас нет ни одной блондинки, — добавила Стелла. — Готовы?
Женщины взялись за руки и по коридору третьего этажа направились к бывшей детской.
—У нас проблема. — Собственный голос показался Хейли слишком писклявым. — Если она не знает, что с ней случилось, как узнаем мы?
—Не все сразу. — Роз стиснула руку Хейли. — Как ты?
—Сердце словно с цепи сорвалось. Роз, когда все закончится, мы откроем эту комнату? Можно сделать в ней, ну, я не знаю, игровую? Побольше света и красок...
—Отличная мысль.
—Пришли, — объявила Стелла, и они вместе вошли в бывшую детскую.
—Хейли, как здесь было раньше? — спросила Роз.
—Хм-м... Колыбель стояла вон там. У стены. Свет был притушен. Газовые рожки... Кресло-качалка в углу и еще стул с прямой спинкой, на который она... вон там. Здесь полки с игрушками и книжками. И...
Ее голова резко откинулась, глаза закатились, ноги подкосились. Хейли начала задыхаться.
Сквозь шум бури в ушах она слышала, как Роз зовет ее, но лишь дико затрясла головой.
—Подождите, подождите. Боже, как жжет! Ребенок кричит. И няня, и горничная... Не отпускайте меня...
—Мы тебя вытащим, — отозвалась Роз.
—Нет, нет. Просто не отпускайте. Она умирает... это ужасно... и она в бешенстве. — Голова Хейли упала на плечо Роз. — Темно. Там темно, где она. Где она была. Ни света, ни воздуха, ни надежды. Она его потеряла. Его снова забрали, и теперь она одна.