Пелагия и черный монах - читать онлайн книгу. Автор: Борис Акунин cтр.№ 39

Ночь была светлая или, как говорят поэтические натуры, волшебная. Глаза Льва Николаевича и чудесная его улыбка были полны такого доброжелательства, а душа Бердичевского так мучилась смятением, что, едва отдышавшись, безо всяких предисловий и предуведомлений, он рассказал едва знакомому человеку о случившемся. По складу характера и глубоко укорененной застенчивости Матвей Бенционович отнюдь не был склонен к откровенничанью, тем более с посторонними людьми. Но, во-первых, Лев Николаевич отчего-то не казался ему посторонним, а во-вторых, слишком уж неотложной была потребность выговориться и облегчить душу.

Бердичевский рассказал про таинственную всадницу и свое падение (как буквальное, так и нравственное) безо всякой утайки, причем то и дело утирал стекающие по щекам слезы.

Лев Николаевич оказался идеальным слушателем – серьезным, не перебивающим и в высшей степени сочувственным, так что и сам чуть не расплакался.

– Напрасно вы так себя казните! – воскликнул он, едва чиновник договорил. – Право, напрасно! Я мало что знаю про любовь между мужчинами и женщинами, однако же мне рассказывали, и читать доводилось, что у самого примерного, добродетельного семьянина может произойти что-то вроде затмения. Ведь всякий человек, даже самого упорядоченного образа мыслей, в глубине души живет, ожидая чуда, и очень часто этаким чудом ему мерещится какая-нибудь необыкновенная женщина. Так бывает и с женами, но особенно часто с мужьями – просто оттого, что мужчины более склонны к приключениям. Это пустяки – то, что вы рассказали. То есть, конечно, не пустяки, про пустяки я чтоб вас утешить брякнул, но ничего ведь не произошло. Вы совершенно чисты перед вашей супругой…

– Ах, нечист, нечист! – перебил добряка Матвей Бенционович. – Куда более нечист, чем если бы спьяну побывал в непотребном доме. То было бы просто свинство, телесная грязь, а тут я совершил предательство, самое настоящее предательство! И как быстро, как легко – в минуту!

Лев Николаевич внимательно посмотрел на собеседника и задумчиво сказал:

– Нет, это еще не настоящее предательство, не высшего разбора.

– А что же тогда, по-вашему, настоящее?

– Настоящее, сатанинское предательство – это когда предают впрямую, глядя в глаза, и получают от своей подлости особенное наслаждение.

– Ну уж, наслаждение, – махнул рукой Бердичевский. – А что до подлости, то я и есть самый натуральный подлец. Теперь знаю это про себя и должен буду со знанием этим жить… Эх, – встрепенулся он. – Если б можно было искупить ту минуту, смыть ее с души, а? Я бы на любое испытание, на любую муку пошел, только бы снова почувствовать себя… – Он хотел сказать “благородным человеком”, но постеснялся и сказал просто. – …Человеком.

– Испытывать себя полезно и даже необходимо, – согласился Лев Николаевич. – Я так думаю, что…

– Стойте! – перебил его товарищ прокурора, охваченный внезапной идеей. – Стойте! Я знаю, через какое испытание я должен пройти! Скажите, ради Бога скажите, где находится тот дом, где жил бакенщик? Знаете?

– Конечно, знаю, – удивился Лев Николаевич. – Это вон туда, вдоль берега, до Постной косы, а после налево. Версты две будет. Да только зачем вам?

– А вот зачем…

И Бердичевский – видно, такая уж нынче была ночь – выдал сердечному другу все следственные тайны: рассказал и про Алешу Ленточкина, и про Лагранжа, и, разумеется, про свою миссию. Слушатель только ахал и головой качал.

– Клянусь вам, – сказал в заключение Матвей Бенционович и поднял руку, как во время произнесения присяги на суде, – что я немедленно, сейчас же, отправлюсь к этой чертовой избушке совсем один, дождусь полуночи и войду туда, как вошли туда Алексей Степанович и Феликс Станиславович. Наплевать, если там ничего не окажется, если всё суеверие и враки. Главное, что я свой страх преодолею и уже тем собственное уважение верну!

Лев Николаевич вскочил и с восторгом воскликнул:

– Как чудесно вы это сказали! Я на вашем месте поступил бы точно так же. Только знаете что… – Он порывисто схватил Бердичевского за локоть. – Нельзя вам туда одному идти. Очень уж страшно. Возьмите меня с собой. Нет, правда! Давайте вдвоем, а?

И моляще заглянул Матвею Бенционовичу в глаза, так что у того стиснулась грудь и снова потекли слезы.

– Благодарю вас, – сказал товарищ прокурора с чувством. – Я ценю ваш порыв, но сердце подсказывает мне, что я должен войти туда один. Иначе ничего не выйдет, да и настоящего искупления не получится. – Он выдавил из себя улыбку и даже попробовал пошутить. – К тому же вы существо столь ангельского образа, что нечистая сила вас может застесняться.

– Хорошо-хорошо, – закивал Лев Николаевич. – Я не стану мешать. Я знаете что, я только провожу вас туда, а сам в сторонке встану. В пятидесяти шагах, даже в ста. Но проводить провожу. И вам будет не так одиноко, и мне спокойнее. Мало ли что…

Бердичевский ужасно обрадовался этой идее, которая, с одной стороны, не девальвировала предполагаемого искуса, а с другой, все же сулила некую, пусть даже иллюзорную поддержку. Обрадовался – и тут же рассердился на себя за эту радость.

Нахмурившись, сказал:

– Не в ста шагах. В двухстах.

* * *

Расстались на мостике через быструю узкую речку, которой оставалось течь до озера не более двадцати саженей.

– Вон он, домик бакенщика, – показал Лев Николаевич на темный куб, что посверкивал под луной своей белой соломенной крышей. – Так мне никак с вами нельзя?

Бердичевский покачал головой. Говорить не решался, потому что зубы были плотно стиснуты – имелось опасение, что если дать им волю, то начнут постыдно клацать.

– Ну, Бог в помощь, – взволнованно сказал верный секундант. – Я буду ждать вот здесь, у Прощальной часовни. Если что – кричите, я сразу прибегу.

Вместо ответа Матвей Бенционович неловко обнял Льва Николаевича за плечи, на секунду прижал к себе и, махнув рукой, зашагал к избушке.

До полуночи оставалось две минуты, но и идти было всего ничего – даже не двести шагов, а самое большее полтораста.

Глупости какие, мысленно говорил себе товарищ прокурора, вглядываясь в избушку. И ведь знаю наверное, что ничего не будет. Не может ничего быть. Войду, постою там, да и выйду, чувствуя себя полным остолопом. Хорошо хоть свидетель такой добросердечный. Кто другой на смех бы поднял, ославил бы на весь свет. Мол, заместитель губернского прокурора шастает на свидания с нечисто” силой и еще от страха трясется.