«Джек нашел Энни Чэпмен
[5]
на улице Ханбери, и она тоже нашла здесь Джека. Кожаный фартук. Тебе понадобится кожаный фартук для такого рода работы». Странник громко рассмеялся, разрывая тишину.
То место находилось чуть дальше и левее, у перекрестка с переулком Брик, на мостовой, тянувшейся вдоль подобия забора из проржавевших листов гофрированного железа. Эта точка ничем не отмечена. Открыв сумку, он занялся приготовлениями к тому, чтобы исправить положение дел.
После этого, пройдя немного назад, он срезал дорогу через Уилкес к улице Фурнье и обогнул широкую, слепую стену церкви. Здесь он должен оставить нечто, способное привлечь полицейских и некоторое время удержать их, пока он займется настоящим делом чуть в стороне. Странник наслаждался, водя кистью по гладкому камню. Как будто столь знакомый ему рисунок снова был здесь, он только ждал, чтобы его, черту за чертой, извлекли на поверхность.
Когда Странник закончил свою работу, он сложил все в сумку и пересек дорогу, а потом двинулся вдоль Брашфилд до улицы Криспин — узкой щели между домами, на которую выходила задняя стена недавно построенного бетонного здания, занявшего то место, где когда-то находилась грязная паутина дешевых кабаков, притонов и переулков.
Здесь Джек поймал Мэри Келли и в последний раз сделал свое дело. Если закрыть глаза, вся сцена представала как наяву: отвратительное месиво в маленькой вонючей комнате, погруженной во тьму. Бессмысленно так обращаться с телом: размазать его по стенам, превратить лицо в куски мяса, создать ощущение неумелого расчленения и завершить все той дрянью, какую можно найти на любой скотобойне. Мэри Келли стала последней сценой Джека. После этого Странник покончил с ним. Отвел его к реке и положил всему конец.
Он уже принял решение, что следует предпринять здесь, и это не заняло у него много времени. Когда он все сделал, то снова упаковал вещи и двинулся к другой точке маршрута Джека. Так теперь его называют, но изначально это был путь Странника, задолго до того, как появился Джек.
Переулки были закрыты железными столбами, чтобы перегородить проезд машинам. При большом желании между ними можно с трудом протащить велосипед. Переулок Артиллери изгибался под неожиданным углом, словно желая ввести в замешательство лошадей и велосипедистов, а неровное булыжное покрытие мостовой никому не могло показаться приветливым. Странник остановился. Именно здесь все начиналось: расползающаяся в стороны ловчая сеть хаотически расположенных переулков и проходов, в которых низшие формы человеческой жизни пускали новые побеги среди скопившейся грязи. Он стоял, чувствуя форму камней сквозь подошвы башмаков, ощущая неподвижность воздуха, пытаясь поймать направление потока. Чуть развернувшись, он оказался лицом к церкви. Он потерял ее из виду, но прошла еще четверть часа, и по его телу прошел заряд новой энергии, заставляя пальцы трепетать от напряжения, раскаляя ступни. Да, здесь проходила ось, ориентированная по диагонали, поперек составляющего одну милю маршрута от Ханбери до площади Митры.
Вновь оказавшись на Бишопсгейт, Странник посмотрел вверх, на темные окна, и улыбнулся. За ними ничего не происходило. Тела были погружены в сон, и сны их не сообщали ни о чем, ничего не показывали, все это были мертвые, пустые часы. Он свернул на более широкую Хаундсдич, словно бы внезапно попав в XX век. Он миновал две машины — первый признак уличного движения с того момента, когда он ступил на осевую милю.
Когда он дошел до Дюкс-Плейс, с обеих сторон появились автомобили, и он вернулся в последний, отрезанный от всего прочего уголок старого мира.
Глава 18
— Спиталфилд, — произнес Макриди. В его устах это слово прозвучало сухим и точным определением. — Мы собираемся нанести визит в церковь Крайстчерч в Спиталфилде, где, похоже, кто-то создал копию того самого художества, что мы наблюдали в Гришем-колледже. Я имею в виду росписи на церковной стене. Дежурный констебль принял звонок от мистера Фишера, церковного сторожа, которому посоветовали обратиться к нам ребята из участка Уайтчепел. Уильямс, пожалуйста, проверьте звонок и выясните, кто такой этот Фишер. Пелгрейв, соберите команду криминалистов. Латем, мы отправляемся в первой машине. «Пора уж подняться с места и действовать», — как говорила моя мать.
«Видно, матушка знала своего сыночка», — подумала Брайони. Проведя большую часть воскресенья в кабинете Макриди, выслушивая бесконечные записи опросов свидетелей и составляя свои собственные отчеты (да при этом еще с одной стороны Стив непрерывно накачивал дымом свои легкие, а с другой — Пелгрейв сооружал причудливые фигуры из костлявых ладоней и пальцев), она пришла к невеселому заключению: еще полдня в такой обстановке, и она сойдет с ума. Даже возня с архивными документами представлялась теперь веселым и увлекательным занятием. Инспектор не боялась работы, но Латем и Макриди до бесконечности снова и снова повторяли и уточняли мельчайшие детали, отчего сначала у Брайони начала отчаянно болеть голова, а потом потихоньку стала развиваться клаустрофобия.
Казалось, расследование движется во всех направлениях сразу — и никуда: изобилие ключей вело в чрезмерное количество сторон, и Макриди твердо вознамерился добраться до того, что сам он называл «сутью дела». Брайони так и не сумела заинтересовать его историей про Мэтью Квина.
— Сейчас восемь тридцать, так что ближайшие полчаса мы проведем на дороге в пробках. Уильямс, можете последовать за нами вместе с Пелгрейвом, после того как лично поговорите с мистером Фишером. Непременно проинструктируйте его, объясните, что ни к чему нельзя прикасаться.
Брайони прошла к столу дежурного, чтобы взять телефонный справочник Лондона, на ходу прикидывая, в каком разделе искать номер телефона церкви. И в этот момент очень молоденький констебль в скрипучей, новой униформе вышел из одного из административных помещений.
— Инспектор Уильямс? Мне приказали найти для вас телефонный номер церковного сторожа Крайстчерч.
— Великолепно! Это вы приняли звонок?
— Да. Мне показалось, что бедняга совсем расстроен. Он сказал, что им там кто-то анонимно угрожает. Честно говоря, было очень трудно ввернуть хоть словечко в его монолог. Вы можете воспользоваться вон тем аппаратом, слева.
Брайони сначала переписала номер в свою записную книжку, а затем набрала его. Фишер сам снял трубку.
— Полиция, правильно я понял? А я уж надеялся, что ваши вот-вот будут здесь, вместо того чтобы звонить и задавать глупые вопросы. Тут просто ужас что творится. Хуже, чем на прошлой неделе. И я не могу найти преподобного Барроуса, что само по себе необычно. Я каждое утро вижу его ровно в восемь на пороге дома, но сегодня там, похоже, никого нет.
— Суперинтендант Макриди уже в пути, мистер Фишер, он вот-вот подъедет к вам, — заверила Брайони. — В разговоре с дежурным офицером вы упоминали про анонимные угрозы.
— Кто-то позвонил без четверти восемь, как раз когда я завтракал. И сказал, что для нас есть послание на улице Фурнье. Вот я и вышел — да уж, надеюсь, мне никогда больше не придется видеть подобные послания.