Пришлось применить силу. С большим трудом мне
удалось сдвинуть ноги Лизаветы и приподнять розовый, простеганный золотым
шнуром атлас.
– Ох и ни фига себе! – изумилась я. – Что
случилось с подушками? Почему они рваные и в каких-то странных пятнах?
Лиза села.
– Лампуша, прости, я не хотела тебя пугать.
Я молча плюхнулась на изуродованный диван.
– Ночью услышала странный шум, – зашептала
девочка, – подумала, собаки безобразничают, спустилась вниз и вижу… Старичок!
Маленький! Вот с такой бородой! Весь волосатый! Жуткий! Жуткий!! Жуткий!!!
Раздирает мебель и шипит.
Я помертвела. Малюта Скуратов. Надо что-то
делать. Может, правда обратиться к священнику, который изгоняет нечисть?
Значит, призрак все-таки существует, у двух людей один и тот же глюк не случится.
– Я испугалась и на нервной почве чихнула, –
продолжала Лиза. – Старикашка в мою сторону плюнул и исчез. Я к дивану подошла,
а он весь изодран. Решила ткань «Моментом» подклеить, но плохо вышло, вот я и
принесла покрывало. Лампушечка, не молчи! Извини, что я сначала соврала, не
хотела никого пугать. Может, мне приснилось? Но диван-то испорчен!
Я выдохнула и рассказала Лизавете историю про
купца.
– Ну и повезло нам! – подпрыгнула девочка. – В
переносном смысле слова, конечно. Ты ведь не подумала, что я радуюсь? Я не
рада, совсем не рада, вообще не рада, ни на секундочку не рада! Веришь?
Меня удивили ее слова, но тут ожил телефон.
Олеся Рыбакова спешила сообщить адрес дома престарелых, в котором проживала
Валентина Михайловна Привалова.
– И что будем теперь делать? –
поинтересовалась Лиза, когда я положила трубку на стол. – Нельзя никому
сообщать про Малюту! Костин с Сережкой нас высмеют, а Юля испугается и станет
ныть, что лучше дом поменять. А я не хочу из Мопсина уезжать.
– Мне тоже здесь нравится, – согласилась я,
сдернула с дивана покрывало и побежала к плите.
– Эй, ты чего придумала? – забеспокоилась
Лиза, когда я вернулась назад с кофейником в руке.
– Спокойствие, только спокойствие… – нервно
ответила я и вылила содержимое кофейника на диван.
– С ума сошла! – подпрыгнула Лизавета.
– Нет. Запоминай версию произошедшего! –
приказала я. – Мне захотелось утром побаловаться кофейком в уютной обстановке,
я села на диван, одна из собак запрыгнула на него, и я, косорукая, опрокинула
кофейник. Уж сколько раз роняла на пол разные предметы, сама падала, теряла
вещи, так что всем известно: я – ходячее несчастье. Так вот, испортив обивку, я
решила ее отмыть, схватила щетку и случайно разорвала ткань. Перестаралась,
пытаясь избавиться от пятен.
– Должно прокатить, – обрадовалась Лизавета.
Я кивнула.
– Конечно, никто не усомнится в моей
неуклюжести. Днем Малюта не вылезет, а я знаю женщину, которая поможет его
изгнать.
– Сережа, – послышался со второго этажа
голосок Юлечки, – завтракать будешь?
– Лучше тебе умотать, – предложила Лизавета, –
я сама расскажу про кофе.
– Замечательная идея, – кивнула я и бросилась
во двор.
Мне приходилось ранее несколько раз бывать в
домах престарелых, и даже самые приличные из них вызывали тягостное ощущение.
Но здание, в котором я очутилась сейчас, выглядело уютно. У самого входа
располагалась стойка, за которой сидела женщина лет сорока. Она отложила
вязанье и спросила:
– Вам помочь?
– Хочу навестить Валентину Михайловну
Привалову, – зачастила я. – Являюсь ее дальней родственницей, связь между нами
практически прервалась и…
– Вы не должны мне столь подробно рассказывать
семейную историю, – засмеялась дежурная. – У нас не тюрьма, никто посетителей
не ограничивает, разве что сам жилец попросит его от визитов избавить. Но я
должна позвонить Приваловой. Как вас представить?
– Маша Николаева, – быстро соврала я, надеясь,
что в долгой жизни Валентины Михайловны была хоть одна знакомая с такими
данными.
Администратор взялась за телефон.
– Валентиночка Михална, вы не отдыхаете?
Гостья к вам прибыла, Маша Николаева… Проходите, она сказала, что будет очень
рада вас увидеть.
Последняя фраза дежурной, без сомнений,
адресовалась мне.
– Третий этаж, квартира восемь, –
напутствовала меня портье. – Можно на лифте или пешочком, если здоровье
позволяет. Хотите, провожу?
Отказавшись от любезного предложения, я дошла
до нужной двери и позвонила.
– Открыто! – закричали изнутри.
Я смело шагнула за порог и поняла, что пожилые
люди здесь имеют не комнаты, а квартиры, весьма комфортабельные, с просторным
холлом.
– Машенька, деточка, – сказала Валентина
Михайловна, – как я рада, что ты изменила свое мнение. Понимаю твою обиду, иди
сюда скорей, я в гостиной.
Я заколебалась. Имя Маша и фамилия Николаева
совсем не эксклюзивный вариант, если пороетесь в памяти, то непременно
вспомните одну, а то и нескольких знакомых с такими данными. Лично у меня была
одноклассница Мария Николаева, а в оркестре, где я в свое время щипала арфу,
пиликали на скрипке аж четыре Машеньки, и одна из них, как и моя школьная
подруга, была Николаевой. Но, судя по восклицаниям Валентины Михайловны, она
поддерживает тесные отношения со своей Машей Николаевой, и стоит мне войти в
комнату, как Привалова уличит меня во лжи. Хотя что мне мешает сказать:
«Простите, вы ошиблись, я полная тезка вашей знакомой?»
Решив не теряться, я смело вошла в гостиную,
увидела круглый стол под кружевной скатертью, два уютных кресла, пианино,
множество книжных полок и полную даму, облаченную в темно-серое платье. В руках
она держала большую круглую лупу, на коленях у нее лежала книга.
– Глаза совсем плохие стали, – пожаловалась
Валентина Михайловна, – пытаюсь с увеличительным стеклом читать, а слова все
равно расплываются. Но, несмотря на слепоту, вижу, какая ты стала красавица,
вылитая Люсенька. Твоя мама обладала уникальной внешностью! Садись, деточка, и
разреши мне дать ответы на вопросы, которые тебя мучают.
Я уселась в кресло и решила объяснить
старушке, как обстоит дело.
– Простите…
– Нет, – моментально перебила Валентина
Михайловна, – извинения должна просить я!
– Понимаете, – я повторила попытку, – просто…