Старик смущенно заозирался.
— Ренато? — добродушно подсказала Сюзанна.
— Точно, спасибо. Вы — чудесная женщина, — сказал он и широко улыбнулся журналистке. — Точно, Ренато помог старику и проверил по списку номер машины, и только вчера он дал мне адрес. И я написал пастору письмо, да! Теперь этот священник, кем бы он ни был, попался.
— Пастору? — спросил Вэнс, стараясь не выдавать своего интереса.
— Да. Пастор «Сантуарио ди Сан Лука». Он будет очень суров, скажу я вам, когда узнает, что один из его священников ведет себя так с преданными прихожанами. И подумать только, это Святилище находится всего в паре миль отсюда. Да если бы я не был таким стариком, я пошел бы туда и сам поговорил с пастором с глазу на глаз. Да я…
— Синьор, — прервал его Вэнс как можно вежливее. — С вами очень приятно поболтать. Вы даже не представляете себе, насколько приятно. — От похвалы старик засветился. — Но нам действительно пора идти. Мы хотели всего лишь на пару минут зайти к профессору, а задержались уже намного больше. Мы…
— Не волнуйтесь. — Старичок снова взял Вэнса за руку и тихонько продолжил: — Если бы я был с такой великолепной женщиной, как она, я тоже не стал бы тратить время на разговоры со стариком, вроде меня. — Он подмигнул.
— Я не хотел… — попытался возразить Вэнс.
Итальянец протянул руку:
— Конечно, хотели. Но все в порядке. Я ценю и то время, которое вы потратили, чтобы послушать меня. Ступайте с богом, молодой человек. — Он снова подмигнул и отвернулся.
Они смотрели ему вслед, когда он скрылся за воротами дома напротив.
Сюзанна подошла к Вэнсу.
— Похоже, нам улыбнулась удача, — сказала она, обнимая его за талию.
Вэнс прижал ее к себе.
— Пора бы уже.
— Да, — мягко сказала она, — пора.
Глава 20
Помощник мэра не обрадовался тому, что прервали его ужин. Но от перспективы предотвратить фашистский замысел у него забурлила кровь настолько, что он пошел с этим просто одетым незнакомцем в главный полицейский участок Болоньи. Ассистент мэра вошел туда один, поговорил с помощником начальника, который дежурил той ночью, и отдал распоряжения. Потом мускулистый незнакомец отвез его домой, доедать ужин. Во время полуночной смены всем дежурным офицерам выдали копии фотографий Вэнса Эриксона.
Поиск беглецов, преступников и пропавших лиц в отелях было обычным заданием. Но сегодня его выполняли с особым рвением. Каждому полицейскому хотелось найти этого знаменитого убийцу.
Он осторожно придвинулся к спящей возлюбленной, нежно смахнув цветение дремы. Он целовал ее щеки, шею, грудь. Сюзанна пошевелилась, желая удержать невесомую негу сна, и в то же время с нетерпением ожидая того, что предвещали поцелуи. Она перекатилась на бок и, не открывая глаз, нашла губы Вэнса. Язык Сюзанны встретился с его языком, и, когда Вэнс обнял ее, Сюзанна томительно застонала.
Когда они перестали целоваться, он начал нежно ласкать чувствительную кожу за ухом, и Сюзанна открыла глаза. В комнате было еще темно.
— Что ты делаешь? — спросила она серьезно. — Ночь на дворе.
— Нет, — ответил Вэнс, отвлекаясь от мочки ее уха, — уже больше шести; я посмотрел. Утро уже почти кончилось.
— М-м-м, — промурлыкала Сюзанна, прижимаясь сосками к его твердой мускулистой груди, и оседлала его. — Давай же не будем тратить этот день зря. — Она заскользила вниз, поцеловала шею, провела языком по его твердому животу, опустилась ниже, и Вэнс замычал от удовольствия.
Энрико Кардуччи остановил сине-белую полицейскую «альфу» у тротуара напротив вокзала и посмотрел на часы. Уже 6: 11. Он зевнул. Его напарник, прислонясь к окну, храпел, будто оторванный глушитель тащился по гравию.
Ну и ладно, решил Кардуччи, подавляя очередной зевок. Он поправил синюю форменную фуражку и открыл дверь. Всю ночь они ездили по отелям своего участка в Болонье и показывали ночным портье фотографию скопированную из газеты. Не везло, совсем не везло. Фотография, переснятая на дешевую, тонкую бумагу, уже испачкалась и помялась, но изображение оставалось четким. Кардуччи вышел из «альфы», аккуратно закрыл дверь, чтобы не разбудить напарника, поправил пистолет в кожаной кобуре и направился в первый отель. Напротив вокзала их было три. Возможно, убийца в одном из них, с надеждой подумал он, толкая стеклянную дверь.
Почему я с ним? — спрашивала себя Сюзанна Сторм, растянувшись на кровати. В ее полузакрытых глазах еще горел огонь любви. Она смотрела на Вэнса, который стоял у комода и вытирал волосы. Сюзанна задумалась: как это раньше она не замечала его достоинств, — и на миг нахмурилась. Она поняла, что ни один мужчина, с которым у нее были отношения, не воспринимал ее настолько серьезно; не воспринимал ее по-настоящему, больше, чем… женщину.
Разумеется, ее воспринимали всерьез некоторые из работодателей; она отлично писала и считалась весьма компетентным агентом разведки — до Ливана. Но ни один из мужчин, с которым она встречалась, и ни один из любовников не воспринимал ее всерьез.
Ливан оказался настоящим кошмаром. Она поехала туда как журналист по заданию французского новостного фотожурнала, и должна была следить за штурмом, как сказало ей ее начальство из ЦРУ, особо агрессивной фракции группировки «Хезболла». Когда все закончилось, пораженная Сюзанна ходила между искалеченных и обезображенных тел детей — подростков. У них были автоматы Калашникова, выданные сирийцами и иранцами, они нажимали на курки и убивали, как взрослые. Эти юные солдаты действительно были повинны в ужасных преступлениях против беспомощных мирных граждан, женщин, детей и таких же подростков, как и они сами. Но ходя среди безжизненных останков, рассматривая спокойные детские лица, Сюзанна расплакалась и принялась размышлять о том, что это за мир, в котором детей посылают на смерть. Она злилась на родителей, отправляющих своих отпрысков на войну вместо себя; и, сильно расстроившись, подала в отставку, как только вернулась в Париж.
Сюзанна не была счастлива тем, что пришлось уйти в узкий мир искусства и стать журналисткой «Haute Culture» — как и непрекращающейся чередой скучных любовников.
Но теперь, лениво улыбаясь и глядя на Вэнса, вытирающего спину, она чувствовала себя по-настоящему хорошо; свободно. То был не просто адреналин, присущий опасной ситуации, который те, кто выживает, могут принять за любовь. Нет, решила она, дело здесь в том, как он смотрит на мир, не в том, что он делает, а в том, как он это делает. Ей нравилось, что Вэнс равнодушен к внешним авторитетам. Может, если повезет, это передастся и ей.
Ни один из ночных портье трех отелей, расположенных напротив вокзала, не узнал Вэнса Эриксона на снимке.
— Разумеется, возможно, что он въехал днем, — сказали все трое. По просьбе Кардуччи они еще и проверили номер паспорта Эриксона — безрезультатно. Кардуччи, не забывая о предупреждении начальника, что преступник мог использовать фальшивый паспорт, полагался в основном на фото. Он вернулся к напарнику и осторожно его разбудил.