Наконец сел. По комнате бродили собаки. Я позвал их к себе на диван, они дружелюбно согласились и запрыгнули. На кофейном столике прямо передо мной лежали файлы с документами по ВИЧ, которые я забрал из офиса доктора Тобел. Открыв один из них, я попытался читать.
Из спальни доносился приглушенный голос Брук. Некоторое время я сидел на диване, вот уже в который раз читая один и тот же абзац, посвященный сопротивляемости организма ВИЧ, и ничего не понимая. Это продолжалось, наверное, минут пятнадцать, пока не зазвонил сотовый.
Мне сразу стало жарко. Это был Бен Валло.
– Что-то голос у тебя совсем дерьмово звучит, – начал он.
– Спасибо, друг. Ты всегда умел сказать что-нибудь приятное.
– Сейчас тебе будет еще приятнее. Я не нашел аналогии.
– Удивляться не приходится, – заметил я.
Мы оба замолчали; Валло явно ждал, что я заполню паузу, но мне попросту нечего было сказать.
– Ну что, все? – наконец спросил он.
– Да, все. Спасибо, Бен.
Снова молчание.
– Что-то не так?
– Что ты, все в полном порядке. Спасибо за помощь.
– Насколько я понял, все, что я должен был сделать, – это сравнить твою цепочку с базой данных, так ведь?
– Да-да, больше ничего.
– А через полчаса ты мне позвонишь и попросишь проанализировать штук пятьсот образцов, которые только что послал экспресс-почтой?
– Нет, что ты.
Несмотря на загруженность и усталость, Валло любил сложности и постоянную напряженность своей работы. Больше того, ему доставлял удовольствие сам процесс. Задание, которое я подсунул ему ночью – сравнить короткий генетический код доктора Тобел с базой данных известных патогенов, – не могло оказаться ни особенно сложным, ни слишком трудоемким.
– Скажи мне, к чему это все?
– Не могу, извини.
– Бог мой, Маккормик! Ты хочешь узнать о частичных соответствиях?
– Еще бы, конечно! А что, ты обнаружил какие-то частичные соответствия?
– Картина довольно странная. Некоторые из генов очень напоминают ВИЧ. Не в точности, но в довольно значительной степени.
Бен явно имел в виду протеиновую оболочку вируса и энзимы полимеразы, которые давали вирусам возможность размножаться.
– Но кроме того, присутствует и целая куча всякого хлама, которого я раньше никогда не видел. Один раз, правда, мне показалось, что цепочка напоминает лихорадку джунин, но по чувствительности она значительно ее превышала. Так что ничего подобного мы не имеем.
Бен Валло имел в виду, что я подсунул ему смесь различных вирусов. Удивляться здесь нечему. Природа консервативна, и когда какой-то элемент работает, например, ген, кодирующий эффективную протеиновую оболочку, она старается его повторять. Именно поэтому геном человека на девяносто восемь процентов совпадает с геномом шимпанзе. В биологии, как нигде, справедлива старинная поговорка: «Не пытайся чинить то, что еще не сломалось». Все относящееся к людям и шимпанзе в полной мере относится и к вирусам. Поэтому Бен и получил целый ряд частичных совпадений. Мне даже пришла в голову мысль, что кто-то специально разрезал, а потом по-новому склеил отдельные генетические участки различных вирусов. Но с какой стати это странное соединение хранилось среди бумаг доктора Тобел, я не мог понять.
– Так что же, это похоже на вирус? – уточнил я.
– Это похоже на то, что может оказаться вирусом.
– Не очень-то ты определенно выражаешься.
– Если хочешь определенности, лучше обратись к Господу.
– Да, конечно, он как раз следующий в моем списке. А если серьезно, Бен, большое спасибо.
– Так ты все-таки не скажешь мне, что это значит?
– Может быть, как-нибудь в другой раз, за банкой пива. Не сейчас.
– Злоупотребляешь моей добротой.
– Конечно, зачем же упускать возможность?
Я отключил телефон.
Подняв голову, я увидел Брук – она стояла, прислонившись к косяку двери. Как же ей идет эта просторная рубашка!
– Что ты выяснял? – поинтересовалась она.
– Да просто так. Все равно ничего не получилось, – отмахнулся я.
Она вошла в комнату.
– Я только что разговаривала с ребятами из Управления по контролю. Сначала они не хотели рассказывать мне о деталях; точнее, вообще ни о чем не хотели рассказывать. Но я настояла. И тогда они сообщили, что все испытания «Трансгеники» абсолютно честные и открытые.
– И как же именно ты настаивала?
– Висела на телефоне часа два, Нат. Сначала поговорила с приятелем, он – со своим приятелем и так далее. А потом мне позвонил первый из приятелей и сообщил, что все в порядке.
Я опустил голову.
– Не могу понять, что происходит.
Я откинулся на спинку дивана, а ноги положил на кофейный стол.
– Бедный Натаниель. У тебя тяжкое похмелье?
– Изысканно-тяжкое.
– Поправка здоровья за мой счет.
– Виски у них оказалось слишком крепким. Что я могу сказать в свое оправдание? Отсутствие практики – в этом все дело. Надо пить чаще.
Она рассмеялась:
– Ты сейчас выглядишь довольно симпатичным мошенником.
Я посмотрел на ее стройные загорелые ноги.
– А ты выглядишь словно порнозвезда – причем в духе студенточки.
Брук покачала головой:
– Лучше молчи, Нат. Не разрушай образ симпатичного мошенника.
– А у тебя не найдется сигареты?
– Ну, все. Образ разрушен.
Она повернулась и направилась в свою спальню.
– Только не говори, что я упустил шанс, – заметил я.
Она нарочито пожала плечами и закрыла за собой дверь.
Я почему-то вдруг представил, как дверь открывается снова и появляется Брук, только обнаженная, и тут услышал, как в душе течет вода. Эх, не везет же, черт подери!
Я чувствовал такую вину за вчерашнее собственное поведение, что в качестве искупления решил приготовить завтрак. В холодильнике нашлись яйца, на полке – блинная мука. Принимаясь за работу, я особенно остро осознал, что уже меньше чем через двадцать четыре часа мне предстоит возвращение в Атланту. Надо двигаться, что-то предпринимать, что-то делать. Однако куда именно двигаться и что именно предпринимать, я и понятия не имел.
Я взбил вилкой тесто для оладий и налил на сковородку масло. Достал из холодильника апельсиновый сок. В другое время подобная кухонная возня доставила бы мне удовольствие, но только не сейчас. Сейчас я чувствовал себя очень потрепанным: сказывалось похмелье. Ощущение не из приятных.