– Сколько вам лет, доктор Маккормик?
– Что? А, тридцать три.
Он кивнул:
– Думаю, это многое объясняет. Взрослейте, доктор.
Они с Ферлахом переглянулись, и Хэммил тоже направился к двери. Она с шипением закрылась за ним.
3
Мы с Ферлахом остались вдвоем и некоторое время стояли молча. Наконец он заговорил:
– Здесь все не так уж и просто.
– Неужели, Херб? А так сразу и не скажешь.
Сквозь защитные очки Ферлах внимательно посмотрел на меня.
– Хэммила я не знаю. Зато уже много лет знаю Джин Мэдисон, – заметил он. – Она хороший врач – чертовски квалифицированный инфекционист, прекрасный эпидемиолог.
– И тем не менее, очень уязвлена тем, что ее программа наблюдения не предотвратила заболеваний. И раздражена нашим с вами присутствием.
– Да, наверное, это так.
– Именно так. Ведет себя с нами, как малое дитя. А этот новенький, Хэммил, советует мне повзрослеть. Ну надо же!
Я не сомневался, что в основе моих проблем с Джин Мэдисон лежит ее исключительно уязвленное самолюбие.
Ферлах поспешил меня урезонить:
– Да-да, вы, наверное, правы, однако постарайтесь взглянуть на вещи ее глазами. Мэдисон работает здесь уже почти двадцать лет. Вот в этом самом госпитале. Пережила всяческие нападки на его репутацию, финансовое положение, работу персонала. И все же госпиталь стоит и действует. И само его существование многих страшно раздражает. Все вокруг ждут лишь малейшей оплошности.
– В данном случае рассматривать проблему как дело чести – это и есть чистой воды оплошность. Разве я не прав? Геморрагическая лихорадка рассматривается как возможный диагноз?
– Мы еще ничего не знаем.
– Красная сыпь? Кровотечение? Я пока не видел больных и думаю…
– Мы еще ничего не знаем.
– Но даже если мы просто задумаемся об этом, они… – Я махнул рукой в сторону закрытой двери. – Это же абсурд!
– Не паникуйте.
– Я именно паникую. И они тоже уже должны были запаниковать. То есть я хочу сказать, что это безумие, Херб. Они должны бить тревогу. Должны задницу мне целовать – и вам тоже – и просить помощи! Как вы думаете, когда они в последний раз видели здесь что-нибудь по-настоящему серьезное?
– Я не…
– Мачупо? Хунин? Рифт Вэлли?
– Я понимаю, что вы хотите сказать.
– Мне известен всего лишь десяток людей, которые за последний год встречали подобные заболевания, хотя бы некоторые из них. И вам, наверное, тоже.
Постепенно мне удалось успокоиться и взять себя в руки.
– Ну ладно. По крайней мере они должны были уже закрыть этот этаж. Даже учитывая изоляцию, не могу представить себе, что можно держать здесь больных. Трудно поверить, что такой вопрос еще не вставал. – Я взглянул на него. – Если они не закроют этаж, то это должны сделать вы.
– Уже пять часов назад мы решили, что все случаи связаны между собой и аналогичны. Если все учесть, то мне кажется, госпиталь действует адекватно.
– Адекватно? И что же, этого достаточно?
– Вы пытаетесь учить меня моему же делу, доктор Маккормик? – Ферлах смотрел на меня в упор, пока я, не выдержав, не отвел взгляд. – Дело в том, что это не учебник. И не все происходит так быстро, как вам того хочется.
Хотя респиратор закрывал его лицо, я видел, как он устал. Устал и нервничает.
– И все же вы правы. Говорите именно то, что следует. – Он вздохнул. – Семь лет я работаю в системе здравоохранения. За это время произошло, наверное, не меньше тридцати вспышек различных болезней. Пришлось даже иметь дело со случаем биотерроризма: официант, которого уволили из ресторана, запустил в салат сальмонеллу. Но ничего похожего на это я не встречал. – Он помолчал, потом заговорил снова: – Предложу Джин подумать об официальном запросе о помощи. Но уверяю – у вас она помощи не попросит.
– Да мне плевать, попросит или не попросит. Вопрос в том, как не дать погибнуть этим девушкам. И как не дать заболеть другим.
– Понимаю. И все-таки постарайтесь действовать спокойнее.
Мы помолчали. Потом Ферлах снова заговорил:
– Попробуйте взглянуть на вещи оптимистично: если уж вам суждено заболеть, то лучше всего это сделать именно в Балтиморе. Балтимор – лучшее на земле место для болезней.
– В этом городе так считали абсолютно все, да и, впрочем, не только в этом городе; интересно, как бы отреагировали на подобное заявление в Бостоне?
– Во всяком случае, – продолжал Ферлах, – я собираюсь предложить, чтобы они закрыли М-2.
– Предложить?
– Не цепляйтесь к словам, доктор Маккормик. Отделение М-2 будет закрыто.
Ферлах вышел в коридор, а я получил минуту на размышление. Не хочется показаться самоуверенным, но парень я толковый. Понимаю, как работает человеческий организм, понимаю, как на него нападают микробы. Даже начинаю понимать, каким именно образом инфекция поражает население. А вот людей понять не могу. Не в состоянии постичь их мотивацию и скрытые помыслы. Только события этого дня и нескольких последующих недель покажут мне, насколько они важны и как много определяют.
Я вышел в вестибюль. Ферлах снимал защитное снаряжение.
– Если мы собираемся расследовать это дело, – заговорил я, – то, наверное, прежде всего надо осмотреть больных. Поговорить с ними. Я же ведь их еще даже не видел.
– Исходите из того, что у вас через десять минут выступление.
Чтобы не трогать наружную ручку двери перчатками, которые побывали в карантинной зоне, я снял их и надел новые.
– Что вы собираетесь делать? – удивился Ферлах.
– Собираюсь осмотреть больных. Должен же я увидеть то, о чем, черт подери, буду говорить.
– Но совещание, доктор Маккормик…
– Несколько минут подождут. – Я уже открывал дверь. – Скажите им, что я приду, как только смогу.
4
Мальчишкой я всегда хотел казаться безжалостным, жестоким, настоящим агрессором. И даже сейчас это придавало моей словесной стычке с Джин Мэдисон иронический оттенок. А может быть, никакой иронии и не было. Может быть, все шло вполне логично. Во всяком случае, мучившие меня в двенадцать лет амбиции были рассеяны, пусть запоздало, но все-таки наступившей половой зрелостью и хорошей трепкой, которую в седьмом классе мне задал психопат по имени Чед Першинг. Все мои многочисленные приседания и занятия с гантелями оказались совершенно бесполезными в сражении с этим капризом гормонов. Детали битвы не имеют особого значения. Суть заключается в ином: именно тогда я решил, что судьба Натаниеля Маккормика связана не столько со сферой деятельности Джо Фрезера,
[1]
сколько с людьми, подобными Альберту Швейцеру.
[2]
И уж во всяком случае, трудно было представить, что кто-то из членов Национальной академии наук сможет надрать мне задницу так же искусно, как это удалось Чеду.