Поскольку ехать на похороны оказалось не слишком далеко, а мы с Брук Майклз теперь составляли единое целое, она отважилась меня сопровождать. Выглядели мы, конечно, очень живописно: Брук на костылях, а рядом я, с рукой в гипсе. Невольно пришли на ум вернувшиеся из окопов войны раненые солдаты.
Брук охнула – костыль попал на камешек. Вражеская пуля пробила артерию, но, к счастью, не затронула основные нервы, так что через несколько месяцев нога обещала полностью вернуться в строй. Я искренне радовался и за ногу, и, скажем так, за прилегающие районы.
Моя же ситуация, к сожалению, вовсе не выглядела столь многообещающей. Специалисты вовсе не гарантировали, что удастся полностью восстановить функции левой руки. Хирургу явно не хотелось выносить смертный приговор, однако обнадеживать он тоже опасался. Исход должен был определить результат восстановительной хирургической операции, за ним – месяцы терапии.
Что касается правительственных органов, то оказалось, что при желании они могут действовать вполне активно. А через несколько дней после кровопролития в «Трансгенике» они именно этого и захотели. Ту страшную ночь я провел в полицейском отделении, излагая собственное видение произошедших событий. Меня упорно расспрашивали об Учителе, показывали кучи фотографий и слайдов, полученных, насколько я понимаю, от ФБР и других, более темных правительственных организаций. Я не узнал ни одно из увиденных лиц, и тогда был приглашен специальный штатный рисовальщик. Хорошо запомнив мудрый совет друга с пистолетом, я так и не смог вспомнить его черты. А потому описал внешность другого злодея – масштабом помельче, но тоже хорошо мне известного. В результате нашей совместной работы получился довольно похожий портрет Тима Ланкастера.
Наверное, я пренебрег гражданским долгом, но все равно Учителя вряд ли смогли бы поймать, несмотря на активные усилия заинтересованных силовых органов. Да и разве это имело какое-то значение? Пусть своеобразно, но справедливость все-таки восторжествовала.
Расследование дела о смерти Глэдис Томас возобновилось, и нам с Брук пришлось провести немало времени в департаменте полиции Сан-Хосе, в обществе детектива Уокер. Надо признать, суровая особа смягчилась и разговаривала с нами гораздо любезнее, чем раньше. Кроме того, существовало еще давнее дело об изнасиловании Джэнет Маргулис. К счастью, мне не пришлось самому сообщать об этом преступлении семье покойной. Это входило в прямые обязанности детектива Уокер. Мне осталось лишь пожелать ей удачи.
ФБР прочесало как следует корпоративный офис фирмы «Трансгеника» и ферму в Гилрое. Сотрудникам удалось найти немало свидетельств, а некоторые материалы они умудрились вытащить даже из костра Учителя. Эти ребята с зубными щетками и рентгеновскими аппаратами работали просто здорово. Оставалось лишь пожалеть, что подобную прыть они не проявили несколько дней назад, – это значительно сократило бы количество пролитой крови. Но скорее всего, федеральные агенты должны испытывать признательность уже за то, что их вообще допустили к делу. Не могу понять, какой им толк от собранных вещественных доказательств. Кто остался в живых, чтобы предстать перед судом? Может быть, ветеринар Билл Дайсон? Надеюсь, он не окажется замешанным в разбирательстве.
Если серьезно, то следствию осталось очень мало соучастников преступления. Ну конечно, Рэндал Джефферсон. Мне как-то позвонил Джон Майерс и рассказал, что доброго доктора арестовали, предъявили ему обвинение, а потом отпустили под залог. Теперь он обдумывает серьезные жизненные вопросы в собственном поместье к северу от Балтимора. По утверждению Майерса, обвинение в мошенничестве выглядело достаточно серьезно, а соучастие в заговоре и содействие в организации убийства значительно отягчали обстоятельства. Заботу о пансионатах Джефферсона приняла на себя администрация штата.
Досталось и нескольким шишкам из Управления по контролю за продуктами и лекарствами. Спустя несколько дней удалось выяснить, с кем именно вели переговоры Отто Фальк и Ян Кэррингтон. Кое-кто из заинтересованных лиц оказался в командировке, а коллеги тем временем сами решили, кого именно следует сдать властям. ФБР прекрасно знало, что делать с этими людьми, и стремилось призвать к ответственности как можно больше бюрократов. Я почти наяву слышал, как в Вашингтоне точат ножи, предвкушая расправу.
Панихида по Элен закончилась, и мы с Брук решили, что на кладбище не поедем. У меня не осталось сил наблюдать, как гроб с телом доктора Чен опускают в могилу. Впечатлений вполне хватало и без этого.
Мы повлекли свои бренные останки к очередной арендованной машине. Наши раны не позволяли нажимать на педали и переключать передачу вручную, а потому «БМВ» Брук оказался на заслуженном отдыхе. Больше того, увечья означали, что в обозримом будущем водить машину придется исключительно мне. Я уселся на водительское сиденье, а Брук вытянула ноги и пристроилась боком, на левом бедре. Рука ее оказалась на моем колене.
– Ну, куда теперь, доктор? – поинтересовалась она.
– Нам нужно упаковать вещи.
Мы с Брук сняли уютный коттедж в нескольких часах езды от Сан-Франциско. Выбор определило близкое соседство небольшой, но прекрасно оборудованной больницы с оснащенным по последнему слову техники физиотерапевтическим кабинетом. А кроме того, существенным плюсом больницы оказалось ее географическое положение – достаточно далеко и от залива, и от офисов Центра контроля. Уже одно это можно было рассматривать как огромный плюс. Мы заплатили за месяц вперед, и теперь я упорно пытался придумать, каким образом получить с работодателя возмещение расходов. Прогресс в этом направлении выглядел не слишком впечатляюще.
Брук поинтересовалась:
– Так что же, никакого Тима Ланкастера?
– Что? – не понял я.
Брук лишь с улыбкой покачала головой.
С Тимом мне предстояло встретиться через час в департаменте здравоохранения Санта-Клара, только вот ни малейшего желания ехать на эту встречу я не испытывал. Странно – а впрочем, может быть, вовсе и не странно, – мои акции в Центре контроля значительно выросли в цене. Должен признать, что смена ветра даже несколько удивила: та скорость, с которой из персоны нон грата я превратился в звезду местного масштаба, казалась поистине непостижимой. Брук же и без того считалась золотой девочкой, так что события последних дней лишь добавили ей славы.
Ярче всего изменение отношения к моей персоне проявилось именно у Тима Ланкастера. Я позвонил ему рано утром, после гибели Элен. Первыми его словами были:
– Мне горько произносить это, Нат, но ты уволен.
Босс пояснил, что уже подписал все бумаги, и мне осталось лишь вернуть значок сотруднику центра в Сан-Франциско. Конечно, мне тогда следовало бы отключить телефон, но от бессонницы и усталости я плохо соображал. А потому принялся рассказывать обо всем произошедшем. Едва я закончил, он заявил, что должен срочно кое-кому позвонить. На самом же деле, скорее всего, просто принялся искать опровержение моей истории. Как бы там ни было, через пятнадцать минут он перезвонил и заявил, что следующим же рейсом вылетает в Сан-Франциско.