Он руками потер колени, привычным жестом, судя по пятнам на брюках, и встал.
— Все, что я говорю теперь, слишком поздно, это жалкое извинение, тебе от этого не легче. Но я надеюсь, ты видишь, что мне искренне жаль. Ты можешь не прощать меня, просто поверь, что я принимал участие в планах твоей сестры без злого умысла. Я жертва. Как и ты.
Я подавила в себе сильное желание похлопать его по плечу и сказать, что все в порядке, ничего страшного не произошло.
— Я действительно верю, что ты не самый страшный злодей. Но не надо сравнивать себя со мной. Давай не будем ставить все с ног на голову.
Он отвел взгляд. Мы попрощались и официально пожали друг другу руки. Его рука была потной и безвольной.
Ван Дейк посмотрел на меня и поднял руки вверх.
— Ошибки, ошибки, мы все их допускаем. В том числе и я.
Он встал, с трудом разминая ноги, и подошел к окну.
— А как вы узнали, что произошло на самом деле?
— Честно говоря, случайно. В какой-то момент все истории сошлись. И мы больше не могли закрывать на это глаза…
— Какие истории?
— Ну, во-первых, эта смерть Гарри Меннинги. Ты была нашим единственным подозреваемым, но в беседах с его коллегами и друзьями стали возникать другие вопросы. Где деньги, которые он вложил? Где Мартин? Я, конечно, помнил твой рассказ о нем… И тогда всплыли друзья Мартина. Они рассказали, что Мартин никак не мог быть связан со смертью Гарри. Он бесследно исчез с того дня, когда они решили вместе продолжать дело. Они подозревали, что в этом замешана Анс. Мартин говорил, что стал ее бояться. В тот же вечер, когда она пришла со своим заявлением, мы получили интересные показания от вашей приятельницы, некоей госпожи Вейкер.
— Дафни?
— Да, Дафни Вейкер и ее мужа Криса. Он мостильщик. Заливал недавно бетоном пол на участке за ее домом. Она хотела сделать там террасу. Дафни это показалось странным, учитывая то, что болтают в деревне об исчезновении Мартина и смерти его друга. Она сказала, что видела, как Мартин ночью, накануне исчезновения, голый бегал по дюнам. Мы решили прочесать весь дом. Анс тем временем исчезла, как позже выяснилось, вместе с тобой. Мы нашли комнату, где она тебя держала. Я отдал приказ вскрыть бетонный пол. И там мы действительно нашли тело Мартина. Сразу же после этого мы забили тревогу.
— А как вы узнали, что мы на берегу?
— Молодой человек, который возился с фейерверком на пляже, слышал, как вы кричали.
— А Мейрел и Вольф, где они были все это время?
— Они были у Анс до того обыска утром. Мы застали их дома одних. Потом мы позвонили их отцу…
Вольф, быстро перебирая ножками, влетел в комнату, в вытянутой руке перед собой он держал большой вафельный рожок мороженого. В другой руке у него был серебряный воздушный шар в форме сердца. На нем было написано разноцветными буквами «Выздоравливай скорей».
— Это тебе. Подарок от нас!
Я подумала о Гарри, которому так и не пришлось увидеть моих детей и без которого я не смогла бы вообще пережить все это. А потом о целом круге потерянных детей: Стефан, такой желанный ребенок Анс и нежеланный мой, вся эта спираль, которая привела к тому, что родителям Гарри теперь пришлось хоронить своего ребенка.
Глава 45
Она выглядела совсем маленькой в убогой комнатке с пластмассовой мебелью. Маленькой, хрупкой и худой, как щепка. Совершенно не похожей на убийцу. Волосы у нее, как и у меня, были обриты. Без косметики она выглядела старше своих тридцати пяти. Она курила, держа сигарету в дрожащей руке, как и многие до нее, судя по прожженным пятнам на зеленом пластмассовом столике. Мы сидели напротив друг друга и обе не знали, с чего начать. Я уже начала сомневаться, стоило ли ее навещать. Мне так о многом надо было спросить ее, так много надо было сказать ей, но напротив меня сидела не Анс, не моя сестра, а издерганная развалюха, которая не то что отвечать на мои вопросы, а и говорить-то могла с трудом.
Я спросила ее, как дела, и она сразу же разозлилась.
— А как ты думаешь? В этой тухлой, замшелой дыре? Сама-то ты как думаешь? Бактерии, микробы, везде грязь! Вокруг одни идиоты. Где бы я ни была, что бы ни делала, обязательно кто-нибудь за мной подсматривает. И ты еще спрашиваешь, как у меня дела?
Я почувствовала, как от страха у меня сжалось горло. Я не могла переносить этот крик, эту ненависть в ее глазах. Здесь со мной ничего не могло случиться, но я не чувствовала себя в безопасности. Мне захотелось немедленно уйти, и я встала. Пусть догнивает здесь! Она ненавидит меня. Она убила своего мужа, а потом человека, которого я могла бы полюбить. Она не заслуживает ничего лучшего. Я сама была на волосок от такой же камеры. Или еще худшего. К черту все! Я пошла назад к двери, и охранник снова встал. Я еще раз обернулась и увидела, что она плачет. Беззвучно. Ее спина вздрагивала, лицо исказила гримаса, и она стала стучать кулаком по столу.
— Я не хотела этого, — пропищала она. — Я не хотела. Это получилось… Не знаю… Само собой…
Я стояла у двери, между нами было больше двух метров, но все равно я чувствовала, как будто она вонзает когти мне в горло.
— Я так разозлилась. Была прямо в ярости. Знаешь ли ты, как это — чувствовать такую ярость?
Я покачала головой. Я не знала, как это — чувствовать такую ярость. Я попросила охранника открыть дверь.
Она начала говорить. Больше сама с собой, чем со мной:
— Мартин больше не хотел так. Он сам сказал, что это нас обоих погубит. У меня постоянно стучало в голове: он врет, он врет, он врет. Я говорила: «Ты врешь, здесь что-то большее, что-то другое, скажи мне правду, скажи правду!» А он все стоял и упирался. Ну и пошел он! Я швырнула в него вазой. Из меня еще текла кровь нашего ребенка. Как он мог так поступить? Я требовала, чтобы он сказал правду. И тогда он рассказал, что ты сделала аборт. Он хотел пощадить меня, но я настояла.
— Но ты же знала, что у него есть женщина?
— Я чувствовала это. Он хотел уйти. Он хотел завести ребенка с другой. Он хотел все, о чем мы с ним мечтали, сделать с другой. А ты избавилась от ребенка. А он хотел спать. Мы должны были обсудить с ним все на следующий день. Когда оба успокоимся… Я взяла подсвечник. И ударила его. Он убежал на улицу. Было страшно холодно. Он был в крови. Я заперла двери и поднялась наверх. Я все еще была в ярости. Ярость не проходила. Становилось все хуже и хуже.
Она дрожала сейчас так сильно, что не могла вынуть сигарету из пачки. Я не смела ей помочь.
— Это из-за лекарств.
Она стала раскачиваться и сложила руки у лица.
— На следующее утро я нашла его тело. Перед калиткой, в луже крови. Я не хотела его убивать. Я притащила его внутрь, обмыла его… Его тело… Такое белое, такое мертвое… Но, знаешь, ко всему привыкаешь. Тело. Сначала пугаешься и впадаешь в панику, но в какой-то момент… Это был уже не Мартин. Он стал просто вещью. От которой я должна была избавиться как можно скорее. Ужасно странно, но я была спокойна. Мои мысли были ясны, как стекло. Я поняла, что мне надо делать. Как-то сам собой появился план. Такой логичный. Такой блестящий. Он раскрылся в моей голове, как будто был там всегда. Каждую ночь мне приходила в голову новая идея! После смерти Мартина… Когда один раз переступишь через это, когда кого-то убил и похоронил тело, и никто об этом и не пронюхал, тогда все оказывается как-то просто. Тогда надо только шагнуть, чтобы сделать это еще раз.