Сначала доехать на автобусе до Фальстера, а там сесть на поезд. Два с половиной часа. Электрички ходят часто.
После закрытия дела Бирк-Ларсен она почти не бывала дома. Не город пугал ее, а воспоминания. И чувство вины. В Гедсере ее жизнь ограничивалась серыми водами Балтики, рутинной работой в порту, одинокими часами в маленьком неуютном коттедже, заполняемыми телевизором, Интернетом, чтением и сном.
В городе все было иначе. Там ее жизнь не принадлежала ей, а управлялась событиями извне, неподвластными ее контролю, уже свершившимися на темных улицах, куда ее неудержимо тянуло снова и снова.
Дело было не в ней, а в городе.
«Ты привела Майера к этому зданию поздним вечером. Ты выгнала Бенгта Рослинга из своей жизни. Оттолкнула Марка и его отца. Ты выбирала неверные повороты на развилках, пока пыталась понять, кто убил Нанну Бирк-Ларсен».
В последнее время этот голос реже беспокоил ее.
На дверце холодильника висела фотография Марка. Они не виделись уже пять месяцев. Должно быть, он стал еще выше.
В интернет-магазине она купила ему на день рождения толстовку. Дешевый подарок — все, что она могла позволить на свою жалкую зарплату.
Следовало бы иногда навещать мать. Непонятно почему, но давняя война между ними, когда-то яростная и непрерывная, утихла с тех пор, как Лунд уволили из полиции. Возможно, Вибеке все-таки обладала способностью сочувствовать или даже жалеть, которую ее дочь раньше никогда не замечала. А может, просто они обе старели, и им не хватало энергии на постоянные споры, которые разделяли их столько, сколько Лунд себя помнила.
Взгляд на календарь. До следующей смены трое суток, и совершенно нечем их заполнить.
Лунд села к ноутбуку, просмотрела новостные сайты. Прочитала то немногое, что журналистам удалось узнать об убийстве в Минделундене. Похоже, Леннарт Брикс теперь управлялся с прессой лучше, чем два года назад, когда половина копенгагенских политиков пытались избежать скандала из-за постоянных утечек информации о ходе расследования дела Бирк-Ларсен.
Брикс… Он не был плохим человеком, всего лишь честолюбцем. Он не уволил ее сразу, а предложил вариант, позволяющий ей остаться в полиции, только тогда ей пришлось бы проглотить свою гордость, признать ложь правдой, скрыть то, что следовало вытащить на свет.
Если она и согласится, то не ради Брикса и уж точно не ради его симпатичного «мальчика на посылках», Ульрика Странге. Может, ради Марка. Или даже ради матери. Но прежде всего она бы сделала это ради себя. Потому что ей хотелось.
На телефоне замигал сигнал напоминания: сообщение самой себе о том, что сегодня день рождения Марка.
— Черт, — обругала она себя и бросилась заворачивать дешевую толстовку в бумагу с рождественскими оленями — другой в доме не было.
Обматывая сверток скотчем, она набрала домашний номер матери. Вибеке не ответила, в последнее время ее часто не бывало дома.
— Привет, мам, — произнесла Лунд в трубку после сигнала автоответчика. — Я приеду сегодня на день рождения Марка, как обещала. Только до завтра, на один день. До встречи.
Затем она достала потрепанную дорожную сумку, засунула туда первое, что попалось под руку в шкафу, и пошла на остановку автобуса.
Как рассказал Буку встретивший его секретарь, когда-то здесь размещался кабинет короля. Роскошные кресла, большой письменный стол, настольные лампы датских дизайнеров. Из окна открывался вид на манеж, на котором одинокий конюх водил по кругу двух лошадей из конюшни королевы. Государство Дания управлялось в основном из зданий на крохотном острове Слотсхольмен, которые изначально были крепостью, заключавшей в своих стенах весь тогдашний Копенгаген. Дворец Кристиансборг, парламент, кабинеты различных министерств… все это умещалось в нескольких взаимосвязанных переходами и внутренними двориками строениях, воздвигнутых на руинах замка воина-епископа Абсалона. Дороги и тротуары между зданиями были открытыми для публики, дабы лишний раз подчеркнуть либеральную природу современного государства.
Вообще Буку здесь нравилось, только он очень скучал по семье и хотел, чтобы Мария с девочками навещали его почаще.
Вспомнив о резиновом мячике в кармане, он попробовал представить, каково было бы постучать о стены кабинета, построенного для самого короля Дании. Но в этот момент появился Герт Грю-Эриксен, и что-то в его лице подсказало Томасу Буку, что сейчас не лучший момент для игры в мяч. Один из министров правительства находился в больнице в тяжелом состоянии. Антитеррористический законопроект застрял в фолькетинге, опутанный сетью сложных отношений внутри коалиций. Грю-Эриксен был капитаном корабля государства, на штурвале которого лежало слишком много рук.
Невысокий, энергичный мужчина пятидесяти восьми лет, с седыми волосами и благородным, дружелюбным лицом, он пребывал у кормила датской политики так долго, что Томас Бук уже и не помнил, когда было по-другому. И потому выходец из Ютландии невольно трепетал перед премьер-министром, словно ребенок перед директором школы. Да и к тому же светский обмен любезностями никогда не был его сильной стороной.
Краткие приветствия, стандартные вопросы о семье, рукопожатие.
— Вы слышали о Монберге? — спросил Грю-Эриксен.
— Да. Какие новости?
— Говорят, он поправится.
Премьер-министр жестом пригласил Бука сесть на стул перед его столом, затем занял кожаное кресло с широкой спинкой напротив.
— Но к работе не вернется. Ни сейчас, ни позже.
— Сожалею, — сказал Бук с долей искреннего сочувствия.
Грю-Эриксен вздохнул:
— Это так не вовремя. Нам нужен этот закон. А теперь на нас давят и правые и левые. Краббе со своими так называемыми патриотами из Народной партии и хлюпики Биргитты Аггер из прогрессистов. Законопроект провалится, если они не пойдут на уступки. Этим должен был заняться Монберг. — Грю-Эриксен смотрел на него выжидающе. — Итак, Томас. Что же нам делать?
Бук рассмеялся:
— Я польщен, что вы спрашиваете мое мнение. Но… — Он не был тугодумом. Мозг Томаса Бука работал на всю катушку, пока он поднимался по красной лестнице в кабинет Грю-Эриксена. — Но почему?
— Потому что, выйдя из этой комнаты, вы посетите королеву. Она должна познакомиться со своим новым министром юстиции. — Грю-Эриксен снова улыбнулся. — Мы найдем вам рубашку и галстук. И не играйте при ней в этот свой мяч. Затем вы найдете способ провести через парламент наш антитеррористический законопроект. Голосование должно состояться на следующей неделе, а у нас тут настоящий зоопарк. Краббе требует все новые и новые уступки. Прогрессисты не упускают ни единой возможности, чтобы…
— Прошу прощения, — перебил его Бук. — Сначала я хотел бы кое-что вам сказать.
Грю-Эриксен умолк.
— Ваше предложение — огромная честь для меня, правда. Но я бизнесмен, фермер. Сюда меня привели… — Он посмотрел в окно, на здание парламента. — Сюда меня привели ошибочные соображения. Здесь должен был сидеть не я, а Йеппе.