– Что случилось? – и ни тени раздражения в голосе, только внимание и сочувствие.
– Ничего, – легко соврала я. – Все в порядке.
– Купи селедку и морочь голову ей. – Гошка дождался, пока я устроюсь на сиденье, и мягко тронулся с места. – Я же вижу, ты вся на нервах. С родителями поругалась?
– Нет, они уже на работу ушли, когда я вернулась.
– Тогда чего такая вздрюченная?
– Я не вздрюченная, я злая. – А вот сейчас я сказала правду или почти правду. Пока я приводила себя в порядок, слезы и обида на Кириллова трансформировались в злость на него же. И, не удержавшись, я пожаловалась: – С Кирилловым твоим пообщалась!
– Ты с ним целую ночь общалась, и все нормально было, – не понял Гошка.
– То-то и оно, что ночью все нормально было, а утром… трудно с ним.
– С Витькой трудно? – недоверчиво уточнил напарник.
– А о ком мы говорим? Главное, никогда не знаешь, как он посмотрит на тебя в следующую минуту. Не человек, а гадальный кубик – бросаешь и ждешь, что выпадет? То нормальный парень, а то как зыркнет – мороз по коже! Только что улыбался, и вдруг ни с того ни с сего такая физиономия, словно его последние пять лет одними лимонами кормили! А потом, на пустом месте, взрыв! Извержение вулкана! Лава, пепел, булыжники во все стороны, мирное население разбегается…
– Погоди, Ритка, – перебил меня Гоша, – ты что-то не то говоришь. Витька, конечно, не ангел, спорить не буду, недостатков у него вагон и маленькая тележка. Кстати, может, меня будешь больше ценить, есть с чем сравнивать…
– Ценю, – быстро вставила я. – И торжественно заявляю, что с напарником мне удивительно повезло.
– Именно так. Но в целом ты не права. Витька очень сдержанный и ровный парень. Непробиваемый. Я думал, ты как раз будешь жаловаться на его равнодушие.
– И равнодушный тоже, и непробиваемый, – согласилась я. – Миллион недостатков, и все мне не нравятся. И вообще у него глаз черный.
– Что значит черный? – поперхнулся Гоша и едва не выпустил руль. – В каком смысле? Нехорошо смотрит, что ли?
– Во всех смыслах черный. И смотрит нехорошо, так что ноги заплетаются, и цвет черный.
Гошка остановил машину и повернулся ко мне:
– Рита, солнышко, о чем ты? У Витьки глаза нормального серого цвета!
– Черного, – упрямо повторила я. – Хотя… слушай, вчера вечером они были серыми. И ночью тоже. А вот утром уже стали черными.
– Та-ак, очень хорошо. Прекрасно. – Напарник взял меня за руку. – Значит, серые Витькины глаза к утру превратились в черные?
– Ты что, мне не веришь? – Я попыталась выдернуть ладонь, но он держал крепко.
– Верю, Риточка, в том-то и дело, что верю. Мне, знаешь ли, тоже довелось полюбоваться его черными глазами.
– Скажешь тоже, полюбоваться. – Меня передернуло. – Жуть кошмарная. Я человек нерелигиозный, но когда в глаза ему глянула, мне перекреститься захотелось, честное слово.
– Понимаю тебя, очень хорошо понимаю. И поэтому спрашиваю: что произошло? Ведь когда он повез тебя домой, все было нормально.
– В том-то и дело, что ничего не произошло. Приехали ко мне, он остановился во дворе. Я есть очень хотела и подумала, что Витя тоже, наверное, проголодался. Вот и пригласила его домой, позавтракать.
– А он?
– Согласился. Я его котлетами заманила и картофельным пюре.
– И что было дальше?
– А что могло быть? Мы позавтракали.
– Котлетами и картофельным пюре?
– С подливкой, – немного раздраженно уточнила я. Почему, интересно, у напарника вдруг появились те же странные интонации, что и у Витьки? И почему они оба так на картофельное пюре реагируют? Переели его в детстве, что ли? Или, наоборот, их этим пюре недокормили? – А потом я какао сварила.
– Какао, – эхом повторил Гоша, глядя на меня круглыми глазами.
– Да что такое? Вот и Витя на меня так же таращился! Можно подумать, я что-то невыразимо экзотическое предложила. Ты скажи мне, что может быть проще какао?
– Многое. – Гоша растянул губы в улыбке, но глаза его оставались серьезными. – Многое может быть проще какао. А кстати, ты говоришь, Витька таращился. Он что-нибудь сказал?
– Сказал, – буркнула я. – Сказал, что никогда в жизни его не пробовал.
– Хм, возможно. И что потом?
– Ничего. Я сварила какао, и мы его выпили. Потом он попрощался и ушел.
– Он… не нервничал? Был спокоен?
– Как айсберг. Нет, ты не думай, мы не поссорились. Мы вообще почти не разговаривали.
– Ритка, а зачем тебе все это надо было? Котлеты эти, пюре с подливкой? Да еще какао?
– Я же говорила, есть хотелось. А какао я люблю, ты знаешь.
– Ну и ела бы сама, раз хотелось. Витьку-то зачем было звать?
– Ну, ты даешь! Зачем я тебя к нам привожу регулярно? А с Витькой вообще как-то само собой получилось. Понимаешь, мне вчера с ним, конечно, сначала тяжело было. А потом мы как-то приладились друг к другу, нашли общий язык. Ну и дальше… вместе славно поработали, почему бы вместе не перекусить?
– Славно поработали, перекусили, выпили какао. И после этого у Витьки потемнели глаза, так?
– Ну, в общем, да. – Неизвестно почему, я почувствовала себя виноватой. – Гоша, я что-то сделала не так? Но я ведь просто хотела накормить его. Я даже не могу понять, в чем я виновата.
– Что ты, Риточка, конечно, ты ни в чем не виновата. И все ты делала правильно, накормить голодного мужика – благое дело. И Витькины проблемы не имеют к тебе никакого отношения.
– Не имеют, – эхом откликнулась я. – А что, у него есть проблемы? Какие?
– Проблемы есть у всех. Но что касается конкретно нашего общего друга, то не обижайся, пожалуйста, но я пока не вижу необходимости посвящать тебя в подробности.
Ха, а то мне, кроме Гошки, спросить не у кого! Наверняка Ниночка знает обо всем даже больше его. Поэтому я не стала ни спорить, ни настаивать.
– Ладно, расскажешь, когда посчитаешь нужным. Но на один вопрос ты можешь мне ответить?
– На один?
– Только! – Я подняла вверх указательный палец.
– Если только на один, то давай попробуем. Спрашивай.
– Ты напрягся, когда я сказала, что у Вити почернели глаза. Почему?
Гоша ответил не сразу. Неохотно, но все-таки ответил:
– На самом деле глаза не темнеют, просто зрачок расширяется, так что радужки почти не видно. Это физиология – адреналин, еще какая-то дрянь, я не медик, подробностей не знаю. А Витька… это давно было. Мы с ним попали как-то в одну неприятную историю. Точнее говоря, влипли. Причем влипли крепко, с минимальными шансами на выживание. И чтобы спастись, нам пришлось… нет, не хочу рассказывать, даже вспоминать не хочу. Выкарабкались с Божьей помощью, и ладно. Но именно тогда… понимаешь, не знаю, как выглядел я, но у Витьки тогда были именно такие, расширенные зрачки.