– Мама с папой, кто же еще! И сестра тоже! Господи, где моя сумка? Наверное, там, в квартире, осталась? Или в машине? Ой, эти уроды все равно мой телефон разобрали!
Он снова бросил на меня странный взгляд:
– Позвони с моего.
– Да, конечно! Спасибо!
Я выхватила из бардачка мобильник и торопливо набрала номер. Мама ответила мгновенно, на первом же гудке – наверное, держала трубку в руке.
– Да! Алло! Кто это?
– Мамочка. – В таких стрессовых ситуациях фальшиво бодрый голос удается мне очень хорошо. – Мамочка, извини, но я никак не могла раньше позвонить…
– Рита! Господи, но это уже полное безобразие! Что значит – не могла? Ты что, не понимаешь, что мы с отцом тут с ума сходим! – Я немного отодвинула трубку от уха, голос у моей матушки учительский, хорошо поставленный, а когда она волнуется, то перестает следить за громкостью. Витька снова тронулся с места, но продолжал поглядывать на меня все с тем же недоумением. Прислушиваться к разговору ему нужды не было: как я уже сказала, маму было слышно достаточно хорошо. – Твой телефон отключен, что случилось?
Ох, разве я могу объяснить маме, что случилось? Рассказать все по порядку – сначала меня бандиты оглушили, потом связали, потом вывезли на стройку, чтобы пристрелить… Родителям врать, конечно, нехорошо, но и правду говорить нельзя, слишком жестоко.
– Мам, ну ничего особенного, честно! Сначала я была очень занята, а потом у сотового села батарейка! Вот только сейчас я сумела позвонить!
– Ладно, об этом мы дома поговорим, – пообещала мама. – Ты когда будешь?
– Не знаю, мам, я еще занята, работаю. Может, ближе к утру.
– Что это за работа такая, по ночам? – Разумеется, мама была недовольна и не собиралась это скрывать. – Где ты, тебя плохо слышно! Чем ты там занимаешься?
– Мамочка, я потом тебе все объясню! Я не могу больше разговаривать!
– Хорошо, отложим разговор на завтра, – зловещим тоном пообещала мама. – Думаю, папа тоже не откажется обсудить некоторые вопросы.
Ой-ой-ой! В отличие от мамы, которая продолжала мечтать о том, что я вернусь к педагогической деятельности, папа к моей работе в «Шиповнике» относился достаточно лояльно. Но теперь мама, в порядке подготовки к завтрашнему воспитательному мероприятию, будет излагать ему свои мысли, оттачивая доводы и подбирая аргументы, которые должны заставить меня расстаться с детективным агентством и вернуться в школу. И я не уверена, что ей не удастся его убедить. А если родители выступят против меня единым фронтом… Ладно, как говаривала незабвенная Скарлетт О’Хара, об этом я буду думать завтра.
Я убрала телефон в бардачок и осторожно покосилась на Кириллова. Если он сейчас выдаст какую-нибудь ехидную шуточку по поводу маленьких девочек, которых мамы держат на коротком поводке, то я, наверное, не удержусь и стукну его! Но Витька не собирался язвить. Наоборот, он был полностью погружен в свои мысли, словно и не слышал сейчас ничего, словно вообще забыл обо мне. Ну и ладно. Я тоже не испытываю никакого желания с ним разговаривать. Мне давно пора собой заняться.
Я довольно быстро стерла грязь с лица и рук, продезинфицировала царапины, причесалась и даже, как смогла, почистила одежду. Правда, подсохшая ссадина на лбу придавала мне вид довольно потрепанный и даже подозрительный, но я удачно прикрыла ее челкой пышного блондинистого парика. Витька за все это время в мою сторону даже не взглянул. Я, естественно, тоже молчала. Зачем я вообще с ним поехала? Лучше бы с Гошкой в поезд напросилась!
Разумеется, я не выдержала первой. Когда мы миновали освещенный одиноким фонарем массивный камень с вырезанными на нем буквами «АЛЕКСАНДРОВСК» я легким светским тоном сообщила:
– О, приехали! Ты дорогу до вокзала знаешь?
Чуть помедлив и по-прежнему не глядя на меня, он ответил:
– Да. Здесь рядом. Городишко-то маленький.
Действительно, не прошло и пяти минут, как он выехал на небольшую, хорошо освещенную площадь – я, конечно, не считала, но там сияло не меньше десятка фонарей.
– Это точно вокзал? – Я с сомнением посмотрела на скромное одноэтажное здание, рядом с которым Кириллов остановил машину. Я, конечно, понимаю: райцентр – это не столица, но все равно «ворота города» могли бы выглядеть и повнушительнее.
– Я сейчас пойду на платформу. – Витька не посчитал нужным отвечать на мой вопрос. – Подежурю там пока, подожду этих гавриков. А ты давай туда. – Он кивком указал на здание. – Найди опорный пункт и дежурного по станции. Введи их в курс дела. Но так, чтобы они сами не попытались захват провести. Просто пусть настороже будут и нам не мешают. Все поняла?
– Найти местную власть, предупредить, проследить, чтобы сами не лезли, но были наготове. – Гошка давно приучил меня отвечать на вопрос «Все поняла?» не бессмысленным «Да», а кратким изложением только полученных инструкций.
Кириллов одобрительно кивнул и достал из кармана маленькую коробочку:
– Связь. Такое устройство тебе знакомо?
– Конечно! – Одним движением я пристроила на место крохотный наушник, потом воткнула в воротник булавочку микрофона. Слегка наклонила голову и выдохнула: – Готово.
Обычно, когда я пытаюсь ненавязчиво продемонстрировать ловкость в обращении со спецтехникой, мне удается только одно – поразить заинтересованного наблюдателя своей неуклюжестью. Наушник я уже дважды умудрялась так запутать в волосах, что его приходилось просто выстригать, а микрофон я – был случай – не просто уронила, а еще и наступила на него, превратив в пыль дорогостоящее оборудование. Но сегодня мне повезло, я проделала все идеально. Витя улыбнулся, неторопливо приладил свою аппаратуру, отвернулся и шепнул в микрофон:
– Молодец. Теперь расходимся. Только я тебя прошу, Рита…
– Что? – поторопила я. Надо же, Кириллов, этот невыносимый, этот надутый, этот самодовольный тип, хочет меня о чем-то попросить! А пауза какая, он что, слова подобрать не может? Боится обидеть?
– Ты… не знаю, поаккуратнее, что ли, там. Не отсвечивай особо. Если эти парни тебя здесь увидят – неизвестно, какие мысли им в голову могут прийти.
– Я буду осторожна, – мягко ответила я. Может, Витя и опасался, что я обижусь на его предупреждение, но меня оно тронуло. К Гошкиной постоянной опеке я уже привыкла, и было приятно, что твердокаменный, железобетонный Кириллов тоже беспокоится обо мне.
– Вот и хорошо, – с заметным облегчением заключил он. – Теперь иди.
Я послушно заторопилась к зданию вокзала. Открыла массивную деревянную дверь (даже мне, с моей спортивной подготовкой, пришлось толкнуть ее несколько раз), сделала несколько шагов и огляделась. М-да, вокзал – это громко сказано. Направо – крохотный зал ожидания. Десяток деревянных лавок без спинок и ни единого ожидающего пассажира. Налево – кафетерий: буфетная стойка и два высоких круглых столика. В кафетерии посетителей тоже нет, пожилая буфетчица дремлет, навалившись грудью на стойку. Зарешеченное окошечко кассы в стене и несколько запертых дверей без табличек. Принцип минимализма в действии – ничего лишнего, да и необходимого не в избытке. Единственное, что мне понравилось в этом железнодорожном храме, это окна. Узкие, высокие и почему-то совсем без подоконников, они были пробиты в стенах через каждые полтора метра и выходили с одной стороны на привокзальную площадь, с другой – на перрон. Прекрасный обзор! Даже если бы я сама заказывала, ничего лучшего не могла бы получить. Я взглянула на площадь, полюбовалась одинокой «Нивой», потом перешла к окну, выходящему на перрон. А вот и Кириллов! Идет медленно, как человек, который знает, что приехал слишком рано, что ему еще ждать и ждать. Витька остановился, закурил и посмотрел на часы. Бросил невнимательный взгляд в сторону вокзала и повернулся к расписанию. А я услышала в наушнике тихий шелест: