В обличье вепря - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Норфолк cтр.№ 54

С того дня, как пришли русские, прошло уже больше года. Сол, Рут и Якоб сидели снаружи возле «Шварце Адлера»: пирожных они не ели, поскольку о пирожных остались одни воспоминания, кофе тоже не пили, хотя жидкость в их чашечках по-прежнему носила это название. Сол разглядывал поверхность дымящейся жидкости, которую Август Вайш разливал из стоящей за стойкой хитроумной хромированной машины. Жидкость подернулась рябью, когда один за другим раздались семь взрывов: первый вызвал ответный залп сотен пар голубиных крыльев, которые тут же плеснули с крыши стоящего напротив здания, бывшего сначала ратушей, потом штабом начальника гарнизона, а ныне, судя по всему, опустевшего окончательно.

— Вокзал? — вслух предположил он.

— Синагога, — отозвалась Рут.

— Мост, — сказал Якоб. — Отступающие армии всегда взрывают мосты. Просто в силу привычки.

Он покачал чашкой из стороны в сторону, словно желая окончательно убедиться в том, что она пустая.

На третьей неделе оккупации сбежавших университетских профессоров заменили смесью украинцев и учителей из пригородных деревень, чью дремучую некомпетентность Сол взял в привычку выставлять на посмешище, задавая им нарочито сложно сформулированные вопросы. Три раза в неделю его и других оставшихся в городе студентов загоняли в самую большую поточную аудиторию, где им подробнейшим образом перечисляли несправедливости, совершенные царским режимом, и достижения новой советской власти. Курс этот именовался «Историей» и был обязателен для посещения.

Началась череда совершенно бессистемных открытий и закрытий. Так, медицинское отделение, для реукомплектации которого не нашлось подходящих преподавательских кадров, перестало существовать, зато вновь заработал закрытый семнадцать лет тому назад Еврейский театр. В результате Якоб провел весь прошедший год, изучая ботанику и древнегреческий, а Рут — играя маленькие роли в сценических переработках народных сказок и в советских пьесках, которые режиссеру Еврейского театра, Песаху Эрлиху, всячески рекомендовалось ставить. Большую часть труппы составляли швеи и закройщики с обувной фабрики в Вайнберге, которая закрылась из-за дефицита кожи. Сам Эрлих был ассистентом зубного врача, пока зубной врач не сбежал. В большое театральное здание на Театерплатц вселилась украинская труппа из Лемберга, или Львова, как его предпочитали называть тамошние жители, — и принялась ставить Шекспира, Расина и Кулиша. Рут и Сол провели чудесный вечер за столиком в «Кайзеркафе», передразнивая представление «Береники», которое им было слышно до последнего слова. Львовская труппа имела выраженную тенденцию к громогласности. Новые хозяева города отправили четыре тысячи горожан налаживать новую жизнь в Сибири, а остальным запретили покидать пределы города. Склад пиломатериалов закрыли, и отец Сола нашел работу в конторе главного городского конструктора, где вплоть до отхода русских войск его главной обязанностью было надзирать за городскими мостами.

Однако артисты из бывших перчаточниц и седельщиков с вайнбергской мануфактуры вряд ли были многим лучше, чем режиссер из бывшего помощника зубного врача или вдохновенный певец тракторов из бывшего подражателя Рильке, — по крайней мере, так казалось Солу. Врачи должны лечить людей, а не растения, а торговцы древесиной не имеют отношения к чертежным доскам — если, конечно, речь не идет о поставке и распилке древесины, из которой эти доски будут делать. За истекший год те, кто остался в городе, носили костюмы тех, кто уехал. Одежка сплошь была не по мерке, и вот теперь семь взрывов, по одному на каждую из семи опор, которые с таким прилежанием вырисовывал отец Сола, возвестили о том, что эти нелепые одеяния надлежит снять. И во что же им предстоит теперь переодеться? К ним двигалась целая армия пустых костюмов, которым нужны были только тела. Шесть дней назад Германия вдруг набросилась на своего союзника и объявила войну Советскому Союзу.

— Что, пойдем посмотрим? — предложил Сол.

На Зибенбюргергассе зазывно прозвучал трамвайный звонок.

— Завтра, — сказал Якоб, поглядев на часовую башню и задержав на ней взгляд несколько дольше, чем это было необходимо.

Двое других тоже подняли головы. На крыше башни, там, где раньше красовался двуглавый орел, теперь торчал голый шпиль.

— Лотта мне сказала, что Эрих уехал, — проговорила Рут. — Вы его не видели?

— Эрих? Бред какой-то! — фыркнул Сол.

— В последний раз я видел его две недели назад. И он был напуган, — осторожно поделился своим наблюдением Якоб.

Уже месяц назад стало понятно, что русские собираются уходить. Между вокзалом у подножия горы и его невидимым собратом в Лемберге начал безостановочно сновать поезд, увозя сначала пожитки советских чиновников, потом их семьи и наконец их самих. Когда ушел последний поезд, начальник оставшегося в городе гарнизона объявил жителям, что те должны приготовиться к эвакуации и грядущей мирной жизни на Украине. После чего он сам и его солдаты тоже уехали.

— И что? — не унималась Рут.

Сол покачал головой. Община ремесленников, чьи предки два поколения тому назад эмигрировали в Австрию с Украины и которая ходила молиться в собор на Херренштрассе, уехала в полном составе — несколько сотен беженцев. Гораздо меньшее число дали известные городские коммунисты. Но Эрих не был ни украинцем, ни коммунистом. Они знали его с тех пор, как в первый раз пришли в первый класс младшей школы при институте Майзлера, — то есть с шести лет. Представить себе, чтобы он бежал с русскими, было никак невозможно. Сол так и сказал.

— Это невозможно, но это так и есть, — тут же отреагировал Якоб, — Как и многое другое на этом свете.

Сол нахмурился. Мысль о том, что Эрих мог пуститься в бега, выбила его из состояния равновесия, в чем не преуспело множество иных признаков того, что город приходит в запустение. Эрих был тихим, застенчивым молодым человеком и вполне сносно играл на скрипке.

— Как он мог уехать, не сказав никому ни слова? — обернулась к Якобу Рут.

— Если он вообще уехал, — добавил Сол. — Помните, как он тогда сбежал из дому и спрятался в домике смотрителя бассейна? Его не было трое суток.

— Эриху уже не двенадцать лет, — не допускающим возражений тоном парировал Якоб, — и он не прячется в домике возле бассейна. Он уехал, и мы не знаем почему, но так оно и есть.

Рут сидела, опустив голову. Сол почувствовал, как начинает заводиться. За последний год они с Якобом спорить стали гораздо чаще. Теперь между ними регулярно возникали какие-то застарелые обиды, которые начинались с банального несогласия по какому-нибудь поводу, а потом застаивались сверх всякой меры и разрешению уже не подлежали. Сквозь нарастающее раздражение Сол подумал: неужели одна ссора непременно должна приводить к другой. Для Якоба нейтральной полосы между тем, что известно, и тем, что неизвестно, не существовало. Не было места сомнению. Эрих просто «уехал». И так оно и есть.

А Якоб-то не прав, подумал он. Эрих существует. Он где-то там, далеко. Жизнь Эриха продолжается вне зависимости от того, знают они об этом или нет, едва заметная рябь на самой периферии их поля видения, ссылка на утраченный источник.