В обличье вепря - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Норфолк cтр.№ 50

Она заглянула ему через плечо, так, словно ожидала увидеть лестницу, битком забитую гостями, которых — и она прекрасно об этом знала — там, конечно же, не было. Продолжения «того» разговора не будет, да и сам разговор состоялся уже более двух месяцев тому назад.

— Ведь ты же мне обещал, Сол, — сказала она с упреком в голосе. И сделала не слишком определенный жест в сторону кухни, — Я на эти приготовления целый день убила, а ты даже не удосужился привести друзей просто попить чаю. Почему?

Он уловил в ее голосе нарастающую звонкую нотку и подавил в себе желание ответить, что ничего подобного он ее делать не заставлял. «Самая печальная лошадь на свете». Что Рут имела в виду?

Тон у мамы стал более резким. Она покачала головой и сказала:

— Я так от тебя устала, Сол. Я за последнее время вообще очень устала.

Это была правда, и Сол это знал. Часто он возвращался домой и обнаруживал, что она даже не вставала с постели и пролежала весь день, глядя прямо перед собой, в потолок, в одну точку. Что-то с ней было не так, и говорить об этом было не принято. Однажды он услышал, как она плачет в передней гостиной, вышел к ней и сказал, что дальше так продолжаться не может. Она улыбнулась сквозь слезы, тронутая его заботой, и сказала, чтобы он по этому поводу не переживал. Он взял обеими руками ее ладонь и попытался поговорить с ней начистоту. Им всем нужно будет измениться, всем троим. Она кивнула, потом высвободила руку, поднялась и пошла через всю комнату к буфету, где в хрустальной вазе стоял букет сухих цветов.

Потом вынесла вазу в выложенный плиткой коридор и уронила ее на пол.

А сейчас она просто повернулась к нему спиной, быстрым шагом ушла на кухню и затворила за собой дверь. Перезвон посуды и звук чая, который выливают из заварочного чайника. Должно быть, не час и не два простоял на столе, совершенно холодный. Тарелки и блюдца составить в стопки, чашки повесить на место. Потом на несколько секунд — тишина. А потом он услышал, как она плачет.

Он стоял и слушал, не в силах сделать шаг ни вперед, ни назад. Ему не хотелось ни оставаться здесь, ни уезжать отсюда.

Вена. Париж. Берлин.

— Что такое ты на этот раз натворил?

Он вздрогнул, услышав голос отца. Сквозь легкую одышку после подъема по лестнице.

— Что ты натворил? — повторил отец.

Сол покачал головой и отвернулся.

— Ничего.

— Вот именно, — тут же среагировал отец. — Ни на что другое ты и не способен.

* * *

Через ритуал извержения Сол прошел в состоянии плавающем — при полной ясности видения: рукопожатия, снятие макияжа, коридоры, лифт. Двери лифта раскатились в стороны, открыв вид на далекие стеклянные стены, в которых бесплотные образы мужчин и женщин, раскинувшихся на низеньких кушетках и креслах, смотрели на свисающие с потолка экраны.

— Мадам Лакнер была вынуждена уехать чуть раньше, — раздался над ухом голос Славы, — Вся ее группа уже собралась в ресторане. Она просила передать вам свои извинения.

Сол кивнул и подумал, что ей бы ничего подобного даже и в голову не пришло. Хотя — то была Рут тридцатилетней давности, напомнил он себе. Он окинул взглядом масштабно вылепленное пространство фойе. Людям, которые знали цену умению выглядеть постоянно чем-то занятыми, здесь приходилось откровенно бездельничать, и за этим состоянием дискомфорта тщательным образом надзирали одетые в униформу охранники и служащие. В качестве награды людям этим дозволялось некое непродолжительное время поплавать в водянистом глобусе циклопьего глаза. Как и ему только что.

— Машина ждет, — сказал Слава. — Водитель знает адрес.

Начальная и конечная точки пути были расположены на улицах больших, знакомых. Соединяла их между собой путаная головоломка маленьких парижских улочек. Водитель пробормотал что-то невнятное в качестве приветствия и потом за всю дорогу не предпринял ни одной попытки вступить в разговор, так что Сол был полностью предоставлен собственным мыслям. Отсутствие Рут обострило ощущение того, что эту короткую автомобильную поездку он хотел совершить с ней вместе. Он откинулся назад и принялся смотреть на стробоскопическую пульсацию уличных фонарей в окне машины. Когда они обнялись, она так и вцепилась ему в спину; он почувствовал ее ногти даже сквозь пиджак и рубашку. Но потом, когда она отступила на шаг, чтобы посмотреть ему в глаза, вид у нее был вполне собранный и отстраненный. Из года в год до него доходили сведения о ее триумфах и — время от времени — о неудачах: номинации на престижные премии, разрыв контракта со студией, развод, скандальный даже по калифорнийским меркам, период молчания, новый выход на сцену — уже в качестве режиссера. Первые ее три фильма во Франции не показывали, но потом она сняла «Ничтожность» с Полем Сандором, и эту картину крутили уже повсюду. Игра звезды показалась Солу чересчур самовлюбленной, а сам фильм вызвал в нем смутное чувство беспокойства, поскольку от той Рут, которую он помнил, там не было ровным счетом ничего. Следом вышла «Голубая заря», критиками принятая в штыки, но еще более успешная. И вот теперь — «Die Keilerjagd», или как там она собирается назвать этот фильм.

Разрозненные факты. О жизни, которая связывала их воедино, — американской жизни Рут — он знал не больше, чем она могла знать о его собственной. За двадцать пять лет они поговорили дважды, и оба раза по телефону. Второй разговор состоялся три недели тому назад, когда переговоры между Модерссоном и продюсером фильма окончательно зашли в тупик, выход из которого, судя по всему, могли найти только режиссер и поэт. Поговорили как-то несвязно. Он не слишком удачно попытался пошутить насчет ее акцента, и Руг тут же спросила, что он имеет в виду. Она поинтересовалась, какая погода стоит «в Европе» в это время года.

Первый разговор выпал у него из памяти практически совершенно. Даже пятнадцать лет спустя те несколько совершенно непрозрачных минут, когда он, пьяный в дым, лепил что-то невообразимое женщине, находившейся в тысячах миль от него, казались пропастью, черным провалом, отделявшим человека, который ждет у себя в квартире, у телефона, пока оператор соединит его с нужным номером, от другого, совсем другого человека, который несколькими часами позже просыпается на полу в той же самой квартире, рядом с раздраженно гудящей телефонной трубкой. Эта пропасть снилась ему по ночам. Иногда он через нее перепрыгивал, но чаще спотыкался на подходе, на самом краю, и тогда все его тело сковывала тягостная, муторная вялость. Он чувствовал, что не в состоянии сделать ни единого движения, чтобы спастись, — вообще ничего не в состоянии сделать, кроме как продолжить неизбежную траекторию, которая ведет через край, вниз. Он падал, но никогда не достигал дна. Он просыпался за секунду до удара, весь в поту — и его била дрожь. Он так и не знал, что сказал ей тогда.

Подвеска автомобиля покачивалась в своем тихом ритме, мягко толкая его в бок, когда водитель вводил тяжелую машину в очередной поворот. Вскоре впереди показалось название ресторана — голубые неоновые буквы на высоком белом фасаде гостиницы.