Фигура приближалась, широко шагая длинными ногами вверх по дороге. Преодолев последние ярды, мужчина остановился перед часовыми, пряча лицо под полями шляпы.
— Кто идет в усадьбу Бакленд? — осведомился Симеон, стараясь говорить басом.
— Смотря кому она принадлежит сейчас, — ответствовал ночной гость.
— Сэру Уильяму Фримантлу, — объявил Симеон. — Как и всегда.
Мужчина кивнул, потом повернулся и негромко свистнул. Из-за деревьев у подножья холма стали выходить люди. Некоторые хромали сами по себе, другие ковыляли, опираясь на своих товарищей. Колонна оборванцев медленно потянулась вверх по склону.
— Кто идет? — громко повторил Симеон, теперь не на шутку встревоженный. — Что вам здесь надо?
Вместо ответа, мужчина снял шляпу. Глаза Симеона расширились.
— Мастер Сатурналл!
Половник висел на своем прежнем месте. Сняв его с крючка, Джон прикоснулся железным черпаком к огромному медному котлу, и знакомые звуки ожили в памяти. Сначала котел зазвенел тихо, не громче, чем пустая бутылка, если по ней легонько стукнуть шампуром. Угли в очаге тускло мерцали, отбрасывая красноватые отблески. Потом звон набрал силу, и по всей кухне заспанные головы стали подниматься одна за другой из своих драных гнезд, между тем как товарищи Джона гуськом входили в помещение за ним следом. Дверь подсобной распахнулась, и в проеме выросла знакомая дородная фигура с ситниковой свечой в руке.
— Вот те на! Уж не Филипа ли я вижу? — вскричал мистер Банс. — И Пандар здесь? Вы все вернулись?
— Не все, — угрюмо ответил Пандар, но слова его потонули в радостном шуме.
Старший по подсобной похлопал по спине Льюка и Колина, потом бросился к Джеду Скантлбери. Мистер Стоун потрепал по голове братьев Джингелл, потом Адама Локьера и Питера Перза, а Тэм Яллоп встал у двери и пожимал руки всем входящим. Даже Барни Керл приветственно осклабился, и Бен Мартин неохотно улыбнулся в ответ. Уцелевшие работники баклендской кухни, кто твердым шагом, кто хромая, вступали под своды огромного помещения, похлопывали ладонями по столам, обводили глазами висящие на крючках котелки и сковороды или просто с наслаждением вдыхали знакомый запах.
— Посторонние могут войти! — громко объявил мистер Банс, заметив Бена. — И добро пожаловать!
Окруженный Симеоном и Хески, Джон продолжал бить поварешкой по котлу, и металлический звон летел из очага вверх по жаровым каналам и разносился эхом по всему дому. В Большом зале Диггори Винг и Мотт перевернулись на спину и потянулись. Слуги, спавшие в бывшей питейной кладовой, зашевелились и начали подниматься с постелей. Наверху миссис Гардинер оторвала голову от соломенной подушки. В покоях, некогда украшенных драпировками и гирляндами, набатный звон резко отразился от голых стен, пробудив ото сна мужчин, которые встали со своих тюфяков и, как были, в ночных рубашках и колпаках, побрели вниз по кухонной лестнице.
— И вы, Мотт! — приветствовал мистер Банс садовника. — И вы входите! И вы, Квиллер! Все посторонние могут войти!
Мистер Квиллер двинулся вперед, вслед за ним толпой последовали его подчиненные. Когда к шумной толпе, толкущейся между столами, присоединились поварята, возглавляемые Венделлом Терпином, по лестнице спустилась женщина в чепце. Сквозь общий гомон прорезался пронзительный возглас:
— Ты! — Джемма на миг застыла на месте, не веря своим глазам, потом кинулась на шею покрасневшему Филипу. — Живой!
Пока они обнимались, миссис Гардинер заключила в крепкие объятия сконфуженного Альфа, а миссис Поул сновала между вернувшимися с войны мужчинами, быстро кивая налево-направо, точно клюющий зерно цыпленок.
— Генри погиб? — ошеломленно воскликнул мистер Банс, уставившись на Колина. — Мы слышали про Андерли — но Генри? Быть такого не может…
— Много чего быть не может, — промолвил Пандар, озирая пустые полки. — И тем не менее это случается.
Лица у них заметно осунулись, видел Джон, ливреи все в заплатках. Но металлическая рукоятка ладно лежала у него в ладони, мелко вибрируя после каждого удара. Скоро в кухне уже было не протолкнуться, однако он продолжал колотить по котлу, шаря взглядом в толпе, и музыка поварешки раскатисто гремела под гулкими сводами. Подошла Мэг, потом Джинни, чьи глаза округлились при виде Джона. Потом сквозь толпу протиснулась третья служанка, в полинялом платье из тонкой хлопчатой ткани, со связкой ключей на поясе.
Она сердито вырвала у него из руки половник:
— С какой блажи, скажи на милость, ты будишь моих слуг в неурочный час?
Только тогда он узнал Лукрецию.
В последний раз Джон видел девушку, когда они выступали из усадьбы, а она прощально махала платком с парадного крыльца. Но именно ее образ стоял у него перед глазами, когда он шагал по пустынным дорогам и крался по окраинам полей. И именно воспоминание о ней привело его обратно в Бакленд. За минувшее время Лукреция сильно спала с лица и скулы у нее заострились.
Он стоял перед ней в грязной одежде, коротко остриженный, пропахший дымом и потом. В точности как в первый раз.
— Мы вернулись, — просто сказал Джон.
В Большом зале не осталось ни столов, ни помоста, когда-то возведенного для короля. Вместо них на полу повсюду валялись соломенные тюфяки. Разбитые окна были заколочены, а на южной стене, где прежде висел фамильный гобелен, белой краской был намалеван огромный крест. Шелестя юбками, Лукреция и Джемма провели Джона по коридорам. В отцовском приемном кабинете Лукреция с деловым видом села за буковый стол.
— Сэр Уильям сейчас в Оксфорде, и его пока нельзя перевозить, — сообщила она. — Ты знаешь, что он ранен?
Джон покачал головой. Бен Мартин видел, как во время последней атаки под ним упала лошадь, а Льюк Хобхаус слышал от одного сержанта, что он получил ранение. Впоследствии до Джона доходили только слухи, циркулировавшие по лагерю в Тотхилл-Филдсе.
— Одна нога у него была раздроблена, — сказала Лукреция. — Хирурги решают участь второй. Сейчас отец борется за Бакленд со своего болезного одра. Комитет по конфискации скоро будет рассматривать наше дело.
— Комитет по конфискации, ваша светлость?
— Наши враги не сидели сложа руки, пока вы отсутствовали.
Ступни Джона, стертые до кровавых пузырей, горели огнем в грубых башмаках. Лукреция порывисто поднялась с места:
— Пойдем, покажу тебе, что они сотворили.
Шагая по тихим коридорам за двумя молодыми женщинами, он неотрывно смотрел на быстро покачивающиеся бедра Лукреции. Хотя в голове у него мутилось от усталости, Джон живо представил белые лодыжки под изношенной юбкой и почувствовал, как на виске натягивается тонкий шрам, оставленный мушкетной пулей. Они остановились перед дверью мистера Паунси. Джемма постучала и вошла первой.
В комнате стоял кислый запах. Сквозь единственное окно сочился серый свет. За длинным столом, заставленным аккуратными кипами бумаг, сидел мистер Паунси. С изможденным лицом и спутанными жидкими волосами, отросшими до плеч. На шее у него по-прежнему висела серебряная должностная цепь. Не обращая внимания на Лукрецию, Джемму и Джона, он снял латунную гирьку с одной из кип и принялся сосредоточенно изучать документ, лежавший под ней. Но содержание бумаги, каким бы оно ни было, похоже, не удовлетворило стюарда, ибо он поставил гирьку на место и потянулся за другой.