— Баранина, — начал он. — Ячмень. Яблоко. Чуток лимонного тимьяна. Лавровый лист…
Стоило ему потянуть носом, и он уже знал название. Когда он закончил, мать подалась к нему и ласково взъерошила волосы. Ее пальцы задели шишку на затылке, и Джон дернулся от боли. Она нахмурилась, потом притянула его к себе и осторожно ощупала ушиб.
— Джонни, деточка, — утешала Сюзанна, — у них просто забава такая.
Она всегда так говорила, прижимая к груди голову сына или расчесывая пальцами его кудри. Ласковый шепот вился над ушами Джона, словно клубы пара, что поднимались над котлом, кружились, растягивались в тонкие волокна и бесследно исчезали. Но Джон помнил мерзкую вонь дохлятины. Помнил страшный пинок Дандо. Хоть до седых волос швыряйся Абель Старлинг в него камнями — мать по-прежнему будет нашептывать ему на ухо утешительные слова. Раздражение Джона внезапно переросло в гнев. Он резко отстранился:
— Мы здесь чужие.
— Чужие?
— Нам не стоило сюда возвращаться.
Глаза матери сузились.
— Кто тебе это сказал?
— Эфраим Клаф.
— Да что он понимает? — рассердилась Сюзанна. — Здесь наш дом. Здесь все, что у нас есть.
— А что у нас есть-то? — ожесточенно спросил он, окидывая взглядом тесную хижину. — Что?
Мать с укором посмотрела на него. Дальше будет молчание, знал Джон. Так заканчивались все споры: сходили на нет, точно пар из котла… Но сейчас она нахмурила брови и промолвила:
— Больше, чем ты думаешь.
К великому удивлению Джона, она поднялась на ноги, подошла к очагу и взяла с полки книгу. Потом вернулась, положила тяжелый том на сундук и, в упор взглянув на сына, велела:
— Открой.
«Это что, шутка такая? — недоуменно подумал он. — Какая-то новая головоломка, чтобы сбить с толку?»
Осторожно откинув обтянутую кожей переплетную крышку, Джон почуял затхлый запах старой бумаги. Он перевернул первую пожелтелую страницу, испещренную пятнами, и увидел искусный рисунок: полный до краев кубок, оплетенный лозами с виноградными гроздьями. Только наполнен кубок был не вином и не водой, а словами.
Джон уставился на загадочные знаки. Он не умел читать. Вокруг кубка простирался диковинный сад. Среди деревьев с толстыми стволами распускались цветы, похожие на крокусы. Виноградные лозы вились по ветвям с перистыми листьями, отягощенным крупными гроздьями невиданных плодов. Далеко на заднем плане Джон заметил крышу с высокой дымовой трубой. Матушка села рядом и указала пальцем:
— Вот пальмовые деревья. А вот финики. Мед брался из ульев, шафран из этих цветов. Виноград зрел на лозах…
Она словно разговаривала сама с собой, словно повторяла давно заученный урок, легко водя пальцами то по выцветшим письменам, то по рисункам растений и плодов. Потом перелистнула страницу.
У Джона возникло впечатление, будто перед ним уже другая книга: чернила стали ярче, бумага белее. Здесь тоже были изображены пальмы, крокусы и виноградные лозы, но вместе с разнообразными родственниками. Знакомые луговые цветы соседствовали с кустами, усыпанными причудливыми плодами. Ползучие плети сворачивались змеиными кольцами между фантастических растений, каких наверняка не существовало в природе. Но все же каждая прожилка каждого листка и лепестка казалась словно срисованной с натуры, и каждый стебелек был надписан крохотными заостренными буковками. Дальше последовало еще несколько таких же страниц, а после книга опять стала древней, с поблекшими чернилами. На сей раз на желтом крапчатом листе густо теснились деревья, полные птиц.
— Эта книга писалась давным-давно, — тихо проговорила Сюзанна, задумчиво рассматривая стволы и ветви. — Писалась и переписывалась. Задолго до нас с тобой.
— Что за птицы такие? — спросил Джон, вглядываясь в рисунок.
— На каждой странице — сад. Со всеми цветами и плодами.
«Пар котла», — снова подумал он, когда мать умолкла. Но потом рисованные птицы всецело завладели вниманием мальчика. Они сидели на ветвях или летали: ржанки, жаворонки, голуби и другие, ему неизвестные. Они выпархивали из крон и в клювах несли слова. Здесь тоже присутствовало здание, размером покрупнее, но почти полностью скрытое за деревьями — лишь дымовая труба торчала над ними. Сюзанна перевернула лист, и дальше опять пошли страницы поновее, видимо добавленные позже, в качестве пояснения к старым. На них были изображены самые разные птицы, от могучих орлов до мелких певчих пташек. Затем Джон долго рассматривал рисунок реки с выпрыгивающими из воды рыбами: на каждой чешуйке написано слово, строчки перескакивают с одной рыбы на другую, на дальнем берегу стоит здание с трубой. На следующей странице оказался рисунок морского берега, кишащего крохотными крабами. Теперь Джон увидел, что здание огромное, с высокими сводчатыми окнами. А дымовая труба размером с башню. Дальше шли вишневые, яблочные и грушевые сады, где деревья росли в шахматном порядке. Потом опять высокие сводчатые окна и гигантская труба. Прямо дворец какой-то, подумал Джон. Интересно, кто там жил?
Диковинные сады проходили чередой перед взором мальчика. В глубине горла у него шевелился демон, словно ощущая ароматы цветения и вкус плодов. «Все до единого растения и все мыслимые создания собраны здесь, — подумал он, — въявь существующие и воображаемые». Но тонкие облачка пара все еще поднимались над матушкиным котлом. О том, почему они с матерью не чужие в Бакленде, чудесные картинки говорили не больше, чем луговая трава за дверью хижины. Гнев Джона испарился, а на смену пришла растерянность.
— Я ничего не понимаю, — наконец признался он.
Сюзанна улыбнулась:
— Я все тебе растолкую.
* * *
Уже почти стемнело, когда погонщик свернул с дороги, ведя в поводу пегую кобылу. Они прошли через луг к полуразрушенному амбару. Джош завел в него лошадей по земляному скату, потом подошел к мулу. Парнишка сполз с седла и болтался сбоку.
— Говорил же тебе приглядывать за ним! — резко бросил погонщик Бену. — А теперь — посмотри на него.
Бедняга дрожал всем телом. Джошуа развязал веревки у него на запястьях и щиколотках, потом снял с мула и поставил на землю. Тот свалился как подкошенный.
— Я думал, приглядывать, чтоб не сбежал, — неловко пробормотал Бен Мартин.
— Да куда он сбежит-то? — раздраженно спросил погонщик, растирая ледяные руки своего подопечного. — Бежать-то некуда, верно? А ну-ка, подержи его за ноги.
Мальчик слабо сопротивлялся, пока Джош стаскивал с него насквозь мокрую одежду. Они хорошенько растерли его дрожащие конечности, потом достали из одного из вьюков шерстяное покрывало. Ребенок принимал суету вокруг него с полным безразличием, не выказывая ни благодарности, ни недовольства. Он оказался даже более худым, чем выглядел верхом на муле: ключицы и ребра так и торчали. На лице у него ничего не отразилось, когда Джош закутал его в одеяло.