— Велите починить, — буркнул сэр Уильям.
Мистер Паунси кивнул. Теперь оставались только документы, перетянутые белой ленточкой. Он глубоко вздохнул. Сэр Уильям бесстрастно наблюдал, как он развязывает ленточку и взламывает восковую печать.
— О порядке наследования в роде Фримантлов, — объявил стюард. — Как вам известно, милорд, я занимался делом, порученным мне вами, со всем усердием и старанием…
Так оно и было. Многочисленные свидетельства усердия и старания мистера Паунси лежали грудами на длинном столе в его покоях: свитки и фолианты из хрупкого велума и пергамента. В выдвижных ящиках хранились пачки писем, написанных аккуратным почерком мистера Паунси, — копии ответов, приложенные к посланиям от главного герольдмейстера Англии, который под конец продолжительной переписки с ним стал с усталой фамильярностью подписываться просто «Сигар».
Но ни один из корреспондентов мистера Паунси не предложил выхода из ситуации. А собственные разыскания завели его в недра фамильного архива, где он до рези напрягал глаза, разбирая почерки своих предшественников, перечислявших имущественные владения, привилегии, древние права и обязанности лордов Баклендов. По семейному преданию, они владели поместьем еще со времен Цезаря. От сэра Уильяма в глубины веков тянулась длинная линия предков, чьи фигуры по мере удаления становились все более смутными, и восходила она к первому тану Фримантлов, который принес клятву Богу, а потом продрался через дикие леса в долину, дабы возжечь свой факел чудотворным огнем. Здесь он воздвиг башню, где и был погребен впоследствии. Ныне его скульптурное изображение несло вечный дозор на колокольне старинной баклендской церкви, а факел с чудотворным огнем по-прежнему пылал в гербе Фримантлов.
Но в этом предании содержались и семена нынешних затруднений мистера Паунси. Ибо клятва, данная упомянутым таном, была высечена на камне перед его гробницей как завет, налагающий нерушимые обязательства на все грядущие поколения.
«По наказу слуг Господних и во имя Сына Божьего Иисуса Христа я приношу клятву, что мы и все наши потомки будем хранить и удерживать эти земли и очаги для нашего Верховного Царя. Да не будет дозволено никакой женщине ни доставлять огонь к очагу, ни подпитывать огни Долины, ни подавать пищу, покуда не велят, ни править в Долине, ни обладать правами на земельный надел, ни держать домашних и дворовых слуг, — иначе эти земли вновь перейдут в руки врагов Господа нашего…»
Закрыв глаза, мистер Паунси явственно видел древнюю копию документа, хранившуюся в архиве поместья. Видел каждое пятно и подтек на пожелтелом пергаменте, каждую выцветшую букву.
Да не будет дозволено никакой женщине… править…
Вот в чем была загвоздка. Согласно порядку наследования в роде Фримантлов, леди Лукреция занимала положение не выше и не ниже, чем дочь какого-нибудь свиновода из Виттеринга.
— Если Богу будет угодно забрать вашу светлость к себе сегодня, — осторожно начал мистер Паунси, — едва ли есть необходимость напоминать вашей светлости о последствиях. Леди Лукреция перейдет под опеку суда. Держателями поместья станут судебные уполномоченные, которые при надобности обеспечат свои долги имеющейся здесь движимостью, как они сделали в случае с поместьем племянника маркизы Чарнли, или будут собирать ренты в свой карман, как произошло в приходе Мир, или вступят в полные права владения, как в случае с Олд-Туэ…
— Мне известно, какого рода люди входят в попечительскую комиссию! — резко промолвил сэр Уильям.
— Даже когда леди Лукреция достигнет совершеннолетия, — невозмутимо вещал мистер Паунси, — без наследника мужеского пола поместье Бакленд станет выморочным имуществом. Оно перейдет к Короне, иными словами — к кредиторам короля…
Он продолжал в том же духе. Сэр Уильям нетерпеливо поерзал в кресле. Но мистер Паунси провел без счету долгие часы, кропотливо изучая документы по распоряжению своего господина, и теперь полагал нужным ознакомить его светлость со своими заключениями. Стюард умолк, только когда мужчина в черном досадливо поморщился. Со двора доносились приглушенные крики.
— Должен же быть какой-то выход, — тяжело проговорил сэр Уильям.
Конечно, выход есть, подумал мистер Паунси. Со времени смерти леди Анны решение лежит на самой поверхности. Слова так и вертелись у него на языке. Ну давай же, подстегнул он себя и услышал собственный голос:
— Милорд, есть один способ выйти из затруднения.
Сэр Уильям поднял глаза.
— Если бы ваша светлость снова женились и произвели на свет сына…
— Нет!
Гневный голос гулко раскатился по обшитой деревом комнате. Сэр Уильям метнул на стюарда испепеляющий взгляд:
— Я не возьму другую жену. Ни ради Долины, ни ради всей Англии.
Мистер Паунси внимательно рассматривал пол под ногами. Сэр Уильям с грохотом отодвинул кресло и, тяжело ступая, подошел к окну. Стюард увидел, как поникли широкие плечи, обтянутые плотным черным камзолом. Сейчас хозяин крутит на пальце толстое золотое кольцо, знал он. Крутит, и крутит, и крутит…
— Найдите другой способ, Натаниэль, — уже спокойнее сказал сэр Уильям.
Стюард кивнул, перебирая и раскладывая в должном порядке бумаги, которые отправятся в хозяйственный архив. Когда-нибудь в будущем, размышлял мистер Паунси, когда мои кости уже обратятся в прах, очередной стюард внимательно изучит документы, помеченные сегодняшним числом: стоимость крыши в конюшне, лошади и экипажа. Все бумаги будут на месте и в надлежащем порядке, с удовлетворением подумал стюард. Потом он заметил три измятых листка, лежащие на столе. Запыхавшийся поваренок вручил их его клерку перед самым приходом сэра Уильяма. Мистер Паунси кашлянул:
— Прошу прощения, милорд. Остался еще один вопрос. Прошение, доставленное в усадьбу нынче утром. Из прихода деревни Бакленд.
Широкоплечий мужчина отвернулся от окна:
— Бакленд?
— Она находится в начале долины, неподалеку от Флитвика.
Сэр Уильям кивнул с выражением легкого любопытства:
— Я знаю Бакленд.
Мистер Паунси поджал губы. Он знал лишь месторасположение деревни и содержание письма, которое сейчас держал в руке. Чудно, право слово, что всю долину нарекли в честь какой-то глухой деревушки.
— Тамошний священник, именующий себя преподобным Кристофером Хоулом, просит вашу светлость об одной милости.
— Какой же?
— О месте, милорд. Для мальчика.
Стюард не в первый раз покачал головой, дивясь поразительной неосведомленности просителей. С тех пор как ворота усадьбы закрылись, в домашнее услужение мальчики не требовались, а всех кухонных работников Сковелл набирал сам. Мистер Паунси уже собирался положить письмо обратно к лежащим на столе бумагам, как вдруг сэр Уильям велел:
— Прочитайте, Натаниэль.
…Посему я прошу Вашу светлость о такой милости. Мальчик носит имя Джон Сандалл. Родился он в семье, давно принадлежащей к Баклендскому приходу, и его мать изготавливала снадобья, облегчающие муки, которые являются наследием стародавнего Евиного безрассудства. Но минувшим летом мы, обитатели деревни Бакленд, стали жертвами более тяжкого бедствия, нежели родовые муки или ежемесячные боли у женщин. Новый Змей проник в наш Сад, дабы восстановить наших неразумных прихожан друг против друга и против пастыря. Посулив исцеление наших детей, сей Притворщик ожесточил легковерные сердца против матери мальчика, объявив ее ведьмой и изгнав в лес на погибель от голода и холода.