Два брата - читать онлайн книгу. Автор: Бен Элтон cтр.№ 68

Вольфганг отвернулся, устыдившись звания самого слабого семейного звена.

— Ты прав, Паули, — сказал Отто. — Бесспорно. Всегда чертовски прав. Пусть меня заберут. А потом я убегу.

— Наверное, у нас еще есть время на размышление, — сказала Фрида. — Не будем пороть горячку. Как говорят, надейся на лучшее, готовься к худшему. Ты провел ночь на улице, Отт. Сейчас сделаю тебе тосты с сыром и горячий шоколад.

— Спасибо, мам. Ты лучшая мама на свете.

После обнародования Нюрнбергских законов не только Штенгели надеялись на лучшее. Когда затянувшееся лето 1935 года наконец перешло в осень, вся страна только и говорила о своих родословных.

Новые законы, официально определявшие понятие «еврей», стали искрой, которая распалила безумные генеалогические изыскания. В Германии всем надлежало пройти расовую классификацию, и даже арийцы из арийцев нервно оглядывали свои фамильные древа, страшась отыскать еврея, затаившегося на какой-нибудь ветви. По всему рейху граждане и полиция досконально изучали церковные книги, приходские списки, надписи на Библиях и надгробиях, древние сделки и соглашения, дабы определить расовые верительные грамоты всего населения.

Грамоты, как едко заметил Вольфганг, которые и так были самоочевидны.

— Не понимаю, из-за чего сыр-бор, — злобно бурчал он. — Делов-то! Как увидишь сгорбленного типа со скошенным лбом, носом что твой гарпун и с окровавленным ножом в руке — вот тебе еврей!

— Кошмар! — вздыхала Фрида. — Все арийцы боятся отыскать в роду еврея, а все евреи судорожно ищут в предках арийца. Целый день в больницу приходят люди и спрашивают медицинские карточки. Вдруг привалит счастье и окажется, что их бабушку изнасиловал какой-нибудь мясник? Лучше уж быть потомком арийца-насильника, нежели еврея-благотворителя.

Именно эта реплика одарила Отто идеей, о чем он немедленно и заявил.

За ужином семья говорила о новых законах. С тех пор как братья узнали правду о своем рождении, законы эти обсуждали каждый вечер.

— Надо же, идея! — притворно изумился Пауль. — Первая в жизни? Надо отметить!

Отто дал ему тумака. Чем бы ни грозило будущее, близнецы оставались верны себе.

— Да, представь себе! — сказал Отто. — Зачем ждать, пока гестапо исследует мою родословную? Я сам исследую. Если в предках отыщу какого-нибудь еврея, меня не заберут.

— Ох, Отто! — прошептала Фрида. — Какой же ты смелый и хороший!

Вольфганг протянул через стол исхудавшую руку и стиснул ладонь сына.

— Спасибо, сынок, — просипел он. — Ты храбрый парень, спору нет.

Однако Пауль думал иначе.

— Ты дурак! — В сердцах он отломил хлебную корку, будто сворачивая братнину шею, и утопил ее в тарелке с гуляшем. — Совсем спятил. Всякий немецкий еврей мечтает отыскать в роду парочку нееврейских предков, а ты хочешь найти еврея?

— Да. — Отто был чрезвычайно доволен, что в кои-то веки обскакал братца-всезнайку. — Как я понимаю, я еврей. Надо лишь это подтвердить годным родичем.

— Ты не еврей! — гаркнул Пауль. — В том-то вся штука! Неужели не видишь своей выгоды?

— Я не желаю этой выгоды! Я хочу быть Штенгелем, а Штенгели — евреи.

— Скажи, что пошутил. Это полная дурь. Причем самоубийственная. В Германии никто не хочет быть евреем.

— Жалко, что в двадцатом году все вышло так, а не наоборот. Правда, мам? Тогда все были бы счастливы.

Пауль опешил. Отто понял, что попал в точку.

— Что, Паули? — поднажал он. — Ты был бы рад? Если б тебе не пришлось быть евреем? Даже если надо уйти из дома и жить под опекой нацистов.

— Да, — твердо ответил Пауль. — Только не ради бассейна и нормальной учебы. Будь у меня гражданские права, я бы смог помочь родителям и деду с бабушкой. Сам-то подумай. Дальше будет хуже, и ручной немец очень пригодился бы семье. Я бы охотно исполнил его роль.

— По-моему, это очень разумно, — сказала Фрида.

— Думаешь? — насмешливо откликнулся Отто. — А по-моему, знаменитые мозги нынче что-то засбоили. Ручной немец! Брось, Паули, их всех уже приручили. В том-то и закавыка. До черта знакомых немцев шепчут — мол, они не одобряют того, что творится. При встрече взглядом просят прощенья, что не здороваются вслух. Какой от них прок? Никакого. Ну и пошли они в жопу! Вместе с коммуняками, столь любезными Зильке. Я уже сто раз говорил: когда станет еще хуже, только мы сами сможем себе помочь. Надо держаться вместе. И поэтому в моем древе требуется жидок.

— Попробуй, но я очень сомневаюсь, что ты кого-то найдешь, — сказала Фрида. — Твоих кровных деда с бабкой я видела всего раз, но с виду они — немцы из немцев.

— Надо искать. Сдохну, но найду среди предков еврея.

— Скорее всего, и впрямь сдохнешь, если найдешь, — угрюмо ответил Пауль.

— Большое спасибо, Пауль. — Вольфганг плеснул себе выпивку. — Ты нас очень обнадежил.

На другой день близнецы пришли в районную ратушу, чтобы разыскать имена и адрес кровных родичей Отто.

— Если б дело не касалось жизни и смерти, было бы просто смешно, — по возвращении сказал Пауль. — Битком народу. Евреи, цыгане, нацисты — все роются в архивах. На стене огромная схема с вариантами фамильного древа — белые кружки для немцев, черные для евреев…

— Скажи на милость! — из-за пианино откликнулся Вольфганг.

— И черно-белые для метисов. Идея в том, чтобы предками заполнить кружки и понять, достоин ты сидеть на парковой скамье или нет.

— О родственниках Отто что-нибудь выяснили? — спросила Фрида.

— Только по материнской линии, — ответил Пауль. — И то лишь имена и название деревни в Саксонии.

— Я их отыщу, — решительно сказал Отто. — Сгоняю на велике — всего-то сто двадцать километров.

Узнав о предстоящей поездке, Зильке тотчас стала набиваться в спутницы. Она только что вернулась из эпического похода в Нюрнберг и, вкусив свободу дальних дорог и ночевок под звездами, не желала возвращаться к монотонности домашних будней, где ей была уготована роль бесплатной служанки отчима.

— От школы отбрехаться легко — дескать, нужно для ЛНД, — сказала Зильке и, усмехнувшись, процитировала партийных краснобаев: — Мы, молодежь, принадлежим фюреру! Не знаете, что ли? В его сердце для нас особое место и особые планы. Та к что пусть учителя утрутся, ха-ха! И потом, сгодится моя форма. Одинокий велосипедист с рюкзаком, но без формы гитлерюгенда, — верная мишень. Все прочие молодежные союзы под запретом, даже «Католические орнитологи». В деревнях полно молодчиков, которые только и смотрят, кого бы отдубасить. Чужак для них добыча. А со мной — ты будто бы поехал в гражданке.