Два брата - читать онлайн книгу. Автор: Бен Элтон cтр.№ 60

— Из уроков по расовой науке мы знаем: человеческое общество подобно поляне, где существуют съедобные и несъедобные грибы. Так и у людей: один вид ядовитый, другой — нет. Разумеется, еврейские особи — наиболее вредоносный вид. Запомните, мальчики: порой самый ядовитый гриб выглядит вполне безобидно. Сколько погибло простодушных дровосеков, уверовавших, что нашли съедобный гриб! И организм нашей нации долго пребывал в заблуждении, что евреи безвредны. Как эти шестеро, издавна затесавшиеся в наши ряды.

Учитель помолчал. Шесть учеников так и стояли.

— А как быть с тобой, Хартманн? — Наставник глянул на испуганного паренька за партой. — Ты знаешь, что такое гибрид? Конечно, знаешь. На уроках биологии вам рассказывали, что в животном мире все особи держатся своего вида. Стадо серн никогда не пойдет за вожаком-оленем. Скворец спаривается со скворчихой. Смешение особей порождает уродливую помесь, наделенную худшими свойствами каждого вида. Это наука, мальчики! Простая чистая наука, и ты, Хартманн, — научный пример подобной гибридной смеси. Полукровка. Помесь. Встань.

Хартманн поднялся. От позора багровый. Одноклассники опешили. Многие отвернулись.

— Мать этой полукровки — еврейка, — поведал учитель. — Немецкая кровь отца испорчена. Безнадежно испорчена. Хартманн — метис. Нечистокровный плод смешения рас. Он будет сидеть с евреями, пока закон не прояснит его статус. Отныне эти семь учеников существуют отдельно. Мы лишь терпим их присутствие в классе, не более того. Немецким ученикам запрещено с ними общаться. Они — ядовитые грибы.

Класс был потрясен. С детства ребята были вместе, и нынешнее разделение резало по живому многие связи. Впрочем, весь прошлый год евреев поносили беспрестанно и по всякому поводу, отчего многие дружбы зачахли, и только храбрец готов был разрываться на два лагеря.

Шесть евреев и один метис взяли свои учебники и понуро пересели в угол. Они прекрасно понимали: это еще один шаг к тому, чтобы жизнь их стала невыносимой. Пять евреев сели за парты. Один так и стоял.

— Сядь, Отто Штенгель, — приказал учитель.

Набычившись, Отто стоял руки в боки.

— Я хочу кое-что сказать, — заявил он.

— Скажешь на перемене. Сядь и открой учебник.

— Я скажу сейчас.

Пауль дернул его за куртку.

— Отто, сядь, — прошипел он. — Пожалуйста.

Но Пауль понимал, что брата не остановить. Уж если что задумал — сделает, наплевав на последствия. Убийство Карлсруэна (о чем братья редко говорили, но часто думали) на обоих сказалось сильно, но совершенно по-разному. После этого страшного события Пауль стал еще осторожнее и расчетливее. Не то чтобы в нем не было страсти — врага он ненавидел не меньше Отто и не менее глубоко переживал всякое унижение. Однако понимал, что гордыня и горячность вредят не только задаче выжить — они вредят и отмщению.

— Одолеть врага — не значит его убить. Главное — не дать ему убить нас, вот в чем вся хитрость, — говорил он брату.

Победа над маминым обидчиком придала Отто злобной силы. Они успешно отбили атаку на семью. Вот что было главное. И Отто стал еще бесшабашнее. Одного он уже угрохал. Почувствовал вкус вражеской крови. И понял: если с врагом сражаться, можно нанести ему урон.

Скотский арест Вольфганга тоже по-разному повлиял на братьев. Пауль изо всех сил старался об этом не думать, иначе накатывали страх, отчаяние и полное бессилие. Он понимал, что лучшей поддержкой отцу станет помощь матери. Стремление жить. Прилежание в школе и усердие в каждодневном выживании.

Отто же беспрестанно думал об отце, и мысли эти переполняли его злобой. Ярость, бившая через край, наделяла его бесстрашием.

Вот и сейчас, уполномоченный кровью на своих руках и отцовской бедой, Отто ополчился на учителя и одноклассников.

— Это зона, свободная от арийцев! — Он обвел рукой парты, выделенные евреям. — Вход сюда вам запрещен, чтобы евреям не приходилось общаться с вами. Этот приказ — моя непоколебимая воля! — рявкнул Отто, пародируя человека, чей портрет висел над доской.

От такой неслыханной дерзости в классе воцарилась оглушительная тишина. Длилась она секунды две, но Пауль успел на стуле отъехать к стене, обезопасив тылы.

Затем началось побоище.

Правда, кое-кто из «немцев» счел заявление Отто уморой и покатился со смеху, один-другой в восторге даже грохнули крышками парт. Однако большинство взбесились и тотчас сформировали карательный отряд числом восемь бойцов, которые вскочили на ноги и ринулись к Отто. Впрочем, даже столь весомое численное преимущество не привело атакующих к успеху. Отто был крепок, а уроки бокса даром не прошли. Кроме того, ограниченный плацдарм и заграждения из парт не позволяли развернуть полномасштабную атаку. Авангард из двух бойцов Отто вывел из строя, прежде чем подтянулись главные наступательные силы. Пауль уже был рядом с братом и отбивал атаки тех, кто, совершив обходной маневр вкруг парт, пробивался с фланга. Конечно, Пауль понимал, что от боя не уклониться. С младших классов все в школе знали, что братья Штенгель сражаются в паре.

Рукопашную остановили трости классного руководителя и еще двух учителей, призванных из соседних классов, — внедрившись в свалку, наставники раздавали удары направо и налево. Когда удалось восстановить относительный порядок, Отто выволокли к доске. Он утер кровь с лица и злобно зыркнул заплывшим глазом.

— Немедленно к директору, Штенгель! — рявкнул классный наставник. — Тебя высекут и вышвырнут из школы! Не сомневайся!

— Поздно. — Отто сплюнул через разбитую губу. — Я ухожу. Отто пробудился! — выкрикнул он, переиначив любимый лозунг нацистов. — Вы упекли моего отца. Меня вам не удержать.

С этим он покинул класс навсегда.

Взбешенный еврейской наглостью, учитель повернулся Паулю:

— Ну, Пауль Штенгель? — Губы его тряслись. — Есть что добавить?

— Нет, господин учитель, абсолютно нечего! — Пауль вытянулся по стойке «смирно». — Я с благодарностью приму любое место, какое школа соблаговолит мне отвести! Кроме того, приношу глубокие извинения за безобразную выходку моего брата. Он глуп и горяч, но уверяю вас, он еще научится себя вести, а пока умоляю простить его дурость.

— Что ж, ладно, — буркнул учитель, падкий на раболепие. — Учись, еврей.

Вскоре после указа, разделившего учеников в классах, евреям запретили посещать общественные плавательные бассейны.

Особенно больно запрет ударил по Дагмар Фишер. Для нее плавание всегда было важно, и после смерти отца она все чаще искала анонимного уединения на водных дорожках. Великолепный бассейн Шарлоттенбурга и бескрайние озера Ванзее были ее убежищем. Там она находила покой и утешение. Стремительный кроль в прохладной воде ненадолго затмевал мучительные воспоминания об аресте и убийстве отца. Перевороты, нырки и «ножницы», с балетным изяществом исполненные не для кого-то, а для себя, на время вымывали из памяти вкус тротуара на Курфюрстендамм.