— Давай-ка приналяжем еще, но будем направлять коней чуть-чуть левее, — сказал он.
— Давай.
Снова они повели коней вперед. Веревка натянулась и начала мало-помалу раскручиваться, вращаясь вокруг оси. Посмотрев на веревку, они перевели взгляд на коней. Посмотрели друг на друга. И тут камень сдвинулся. Начал неохотно сползать с того места, на котором покоился последнюю тысячу лет, наклонился, пошатнулся и упал в небольшую впадину, ударив в нее так, что сотрясение от него передалось им через подошвы. Столб, рухнув, загромыхал о скалы, кони, по инерции пройдя пару шагов, остановились.
— А вот выкуси! — сказал Билли.
Они принялись копать мягкую, искони не видевшую солнца землю, которую обнажил вывороченный валун, и через двадцать минут нашли логово. Щенки оказались в самом дальнем его конце, лежали, все вместе сбившись в комочек. Лежа на животе, Джон-Грейди сунул туда руку, вытащил одного и протянул к свету. Щенок как раз умещался на его ладони — толстенький такой, упитанный, он лишь водил туда-сюда мордочкой и щурил бледно-голубенькие глаза.
— На, держи.
— Сколько их там еще-то?
— Непонятно.
Он снова сунул руку в нору и вытащил еще одного. Билли, сидя, пристроил этого щенка ко второму, который уже возился у него на сгибе колена. Всего щенков оказалось четверо.
— Слушай, эти мелкие засранчики наверняка есть хотят, — сказал он. — Там все уже, больше нет?
Джон-Грейди лежал прямо щекой на земле.
— Кажется, всех достал, — сказал он.
Щенки в это время пытались спрятаться, заползая Билли под колено. Одного он приподнял, держа за шкирку. Тот висел как тряпочка, грустно взирая на окружающий мир водянистыми глазками.
— Давай-ка послушаем, — сказал Джон-Грейди.
Посидели, послушали.
— Там еще кто-то есть.
Снова уткнувшись лицом в землю, он сунул руку в нору и стал шарить во тьме по всем закоулкам. Прикрыл глаза.
— Есть, поймал, — сказал он.
Щенок, которого он вытащил, оказался мертвым.
— Дохляк, — сказал Билли. — Мне такого не надо.
Окоченевшее тельце мертвого щенка было свернуто клубком, лапы перед мордочкой. Он положил его на землю и попытался засунуть руку еще глубже.
— Ну что, все не нащупаешь?
— Нет.
Билли встал.
— Дай я попробую, — сказал он. — У меня руки длиннее.
— Давай.
Билли лег на землю, сунул руку в нору.
— Ну-ка, давай вылазь, мерзавчик мелкий, — проговорил он.
— Ты нашел его?
— Да. Черт меня подери, если он не пытается сейчас кусаться.
Появившийся на свет божий щенок пищал и извивался в его руке.
— А вот это уже не дохляк, — сказал Билли.
— А ну, дай глянуть.
— Толстенький какой пузанчик.
Подставив ладонь чашечкой, Джон-Грейди взял щенка и держал его перед собой.
— Интересно, что он в том дальнем углу в одиночестве делал?
— А может, он был с тем другим, который умер.
Джон-Грейди поднял щенка повыше, заглянул в его наморщенную мордашку.
— Что ж, похоже, у меня теперь есть собака, — сказал он.
Целый месяц, до конца декабря, он ремонтировал хижину. Инструменты привез на лошади из Белл-Спрингз, а у дороги все время держал мотыгу и лопату, и вечерами, когда попрохладнее, ремонтировал подъездной путь — заравнивал колдобины, вырубал кусты, копал канавы и засыпал землей промоины, время от времени опускаясь на корточки и оглядывая окрестность, чтобы определить, куда в случае дождя побежит вода. За три недели он закончил уборку мусора — все вывез или сжег, побелил печь, починил крышу и впервые доехал на грузовике по старой дороге до самого дома, а в кузове привез трубы из вороненой листовой стали для дымохода, банки с краской и белилами и новые сосновые полки для кухни.
На окраине Аламеды он долго ходил по свалке, с рулеткой в руках осматривал ряды старых оконных рам, мерил их высоту и ширину, сверяя с цифрами, которые были у него записаны в блокнотик, лежащий в нагрудном кармане рубашки. Отобранные рамы вытащил в проход, подогнал к воротам свалки грузовик и вдвоем со смотрителем погрузил рамы в кузов. Тот же смотритель свалки продал ему стекла на замену разбитых, показал, как их разметить и нарезать при помощи стеклореза, и даже подарил ему стеклорез.
Там же он купил старый, еще меннонитской работы, сосновый кухонный стол, смотритель помог ему этот стол вынести и взгромоздить в кузов, посоветовав вынуть из него ящик и поставить рядом.
— Иначе на повороте он может вывалиться.
— Да, сэр.
— А то и за борт ухнет.
— Да, сэр.
— А это стекло лучше возьмите с собой в кабину, если не хотите, чтобы оно разбилось.
— Ладно.
— Ну, пока?
— Пока, сэр.
Каждый день он работал до глубокого вечера, а приехав, расседлывал коня, в потемках конюшенного прохода чистил его, а потом заходил на кухню, вынимал из духовки свой ужин, садился и ел его в одиночестве при свете прикрытой абажуром лампы, слушая безупречный отсчет времени, ведущийся старинными часами в коридоре, и старинную тишину пустыни, лежащей в темноте вокруг. Бывало, что так, сидя на стуле, и засыпал; просыпался в самый глухой и странный ночной час, вставал и брел, пошатываясь, по двору к конюшне, находил там своего щенка, брал на руки и клал в отведенную ему коробку на полу рядом с койкой, ложился лицом вниз, свесив руку с койки в коробку, чтобы щенок там не плакал, после чего окончательно засыпал не раздевшись.
Пришло и миновало Рождество. Под вечер в первое воскресенье января приехал Билли, верхом пересек вброд ручей, выкрикнул перед домом что-то приветственное и спешился. В дверях показался Джон-Грейди.
— Ну, что поделываем? — спросил Билли.
— Оконные рамы крашу.
Билли кивнул. Огляделся:
— А ты меня зайти не пригласишь?
Джон-Грейди провел рукавом у себя под носом. В одной руке он держал кисть, обе руки вымазаны синей краской.
— Не знал, что тебе требуется приглашение, — сказал он. — Давай, заходи.
Билли вошел в дверь и остановился. Вынул из кармана сигарету, прикурил и оглядел обстановку. Прошел в другую комнату, вернулся. Сложенные из саманных блоков стены были побелены, весь домик изнутри сиял чистотой и монашеским аскетизмом. Глиняные полы были выметены и выровнены, кроме того, Джон-Грейди хорошенько прошелся по ним самодельной трамбовкой, сделанной из толстого кола для забора с прибитым к его торцу обрезком доски.
— Ну что ж, старый домишко прямо в два раза лучше стал. В том углу какого-нибудь святого поставишь?