Содом и Гоморра. Города окрестности сей - читать онлайн книгу. Автор: Кормак Маккарти cтр.№ 27

— А она, вообще-то, каких кровей?

— Сука из выводка Элдриджа. А вообще эту породу завели еще братья Ли. Они им все качества привили, забыли только о способности вовремя останавливаться.

— Лучший пес, который у нас был, — это ее дедушка, — сказал Арчер. — Ты его помнишь, Тревис? Его еще Роско звали.

— Конечно помню. Его принимали за помесь английского кунхаунда, но это была чистейшая леопардовая луизианская катахаула, с глазами как голубой мрамор. А уж как он любил подраться! Мы потеряли его в Мексике, в штате Наярит. Его схватил ягуар и перекусил чуть не напополам.

— И с тех пор вы оба там больше уже не охотились.

— Нет.

— Мы туда не возвращались еще с довоенных времен. Да и братья Ли больше туда вроде бы не ездят. Впрочем, в Мексике они много ягуаров добыли.

Джей Си наклонился и плюнул в огонь. Языки пламени, поднявшись выше, со всех сторон лизали пень.

— И как вам там, в старушке-Мексике, не очень туго приходилось?

— Да так, с местными-то мы всегда общий язык находили.

— Чтобы попасть в передрягу, далеко ездить не обязательно, — сказал Арчер. — Хочешь во что-нибудь вляпаться, достаточно через речку, что вон там течет, помолясь, переправиться.

— Уж эт-точно. Аминь.

— Речку перешел, и ты в другой стране. Поговори с любым ковбоем из тутошних, что вдоль границы живут. Спроси их про революцию.

— А ты помнишь революцию, Тревис?

— Про это дело тебе Арчер больше моего расскажет.

— В смысле, ты тогда еще под стол пешком ходил, так, что ли, Тревис?

— Вроде того. Я только и помню, что как-то раз меня разбудили, все подошли к окну, а там стрельба идет, будто это наше Четвертое июля.

— Мы жили на Вайоминг-стрит, — сказал Арчер. — Ну, после смерти папы. Мамин дядя Плес работал в механической мастерской на Аламеда, так ему местные принесли два ударника от пушек, спросили, не может ли он выточить такие же новые, он выточил и не взял за это ни цента. Тогда все были на стороне восставших. А старые ударники он принес домой и нам отдал, мальчишкам. А еще в одной мастерской из вагонных осей пушечные стволы точили, а потом упряжкой мулов таскали их обратно через реку. В качестве цапф использовали гнезда под подшипник, спиливая их с чулков заднего моста от фордовских грузовиков. Лафеты делали деревянные и ставили их на колеса прямо от обычной крестьянской телеги. Это было в ноябре тринадцатого. Панчо Вилья въехал в Хуарес в два часа ночи на поезде, который он угнал. Шла форменная война. В Эль-Пасо у многих пулями повышибало стекла. Кое-кого и убило, между прочим. Они, понимаешь ли, толпами стояли у реки и глазели, будто это какой бейсбольный матч… Вилья потом вернулся — в девятнадцатом году. Об этом уже и Тревис способен рассказать. Мы бегали туда тайком за сувенирами. Стреляные гильзы подбирали, всякое такое. На улицах лошади валялись мертвые, мулы… Окна в лавках повыбиты. Мы видели на бульваре мертвые тела, накрытые то одеялами, а то и тентами от фургонов. Этакое зрелище нас отрезвило, тут ничего не скажешь. Потом, прежде чем пустить нас обратно в страну, нас заставляли мыться в душе вместе с мексиканцами. Дезинфицировали нашу одежду и все такое. Там сыпной тиф свирепствовал, люди от него мерли.

Они сидели, молча курили, глядя на дальние огоньки на дне долины внизу. В ночи вдруг появились две собаки, прошли за спинами охотников. Тени собак бежали по каменному утесу, пока те не нашли себе место в сухой пыли под камнем, там свернулись клубком и вскоре уже спали.

— Никому ничего хорошего из этого не вышло, — сказал Тревис. — Или если вышло, то я об этом слыхом не слыхивал. Я ведь всю ту страну из конца в конец изъездил. Был закупщиком скота у Сперлоков {27}. Да только… что из меня за закупщик был! Мальчишка. Но уж всю Северную Мексику объехал. Да и какой, к черту, там скот! Толком-то не было тогда там скота. А я — так, ездил, развлекался. Мне это нравилось. Нравилась страна, нравился тамошний народ. Весь штат Чиуауа объездил и бóльшую часть Коауилы, наведывался и в Сонору. Бывало, неделями в седле и чуть не без единого песо в кармане, но мне это было трын-трава. Местные тебя и примут, и спать уложат, накормят и тебя, и твоего коня, а когда уезжаешь, еще и всплакнут. Оставайся у них хоть насовсем. Причем сами-то — голь перекатная. Ни у кого ничего нет и никогда не будет. А все равно — заезжай на любую, хоть самую что ни на есть завалящую, estancia [102] в любой самой занюханной дыре, и тебя примут так, будто ты им родня. С первого взгляда видно было, что революция не принесла им ничего хорошего. Во многих семьях погибли сыновья. Отцы, сыновья, а то и те и другие. Думаю, почти даже во всех. И никаких таких причин к кому-то проявлять гостеприимство у них не было. А уж к пацану-гринго тем более. Миска фасоли, которую они перед тобой поставят, им тяжко давалась. Но от ворот поворот я нигде не встретил. Ни разу.

Еще три собаки прошли мимо костра и устроились на ночлег под скалой. Звезды сместились к западу. Охотники поговорили о чем-то еще, и через некоторое время явился еще один пес. Он хромал на переднюю лапу, и Арчер встал и подошел к нему под скалу, посмотреть, что с ним. Все услышали, как пес заскулил, и когда Арчер вернулся, он сказал, что собаки с кем-то дрались.

Пришли еще две; теперь на месте были все, кроме одной.

— Я подожду чуток, а вы, если хотите возвращаться, идите, — сказал Арчер.

— Да нет, подождем уж с тобой.

— Не возражаю.

— Подождем немного. А что там юный Коул все спит? Будите его.

— Джона-Грейди? Да пусть уж поспит. Перебрал парень. С ершом борется.

Костер догорал, похолодало, все переместились ближе к огню, кормили его с рук палочками и старыми сухими хворостинами, которые удавалось выломать в буреломе вдоль края осыпи. Вспоминали истории из жизни Дикого Запада, каким он был в старинные времена. Старшие говорили, молодые слушали, пока в горном проходе над ними не затеплился свет, мало-помалу распространившись и на пустыню в долине.

Собака, которую ждали, пришла, сильно хромая, обошла вокруг костра. Тревис позвал ее. Она замерла, глядя на него красными глазами. Он встал, снова позвал ее, она подошла, и, взяв за ошейник, он повернул ее к свету. По ее боку шли четыре кровавые борозды. Под сорванным с плеча лоскутом кожи виднелись мышцы, с прокушенного уха медленно капала кровь на песчаную почву у собачьих лап.

— Тут надо бы, пожалуй, зашивать, — сказал Тревис.