В пьянящей тишине - читать онлайн книгу. Автор: Альберт Санчес Пиньоль cтр.№ 8

Единственной отдушиной острова был лес. Но чем дальше я углублялся в его заросли, тем больше он казал­ся мне проявлением какой-то замершей жизни, возникшей случайно, несмелой и нелепой. Кустарники, напри­мер, протягивали вперед толстые ветки, которые каза­лись очень твердыми. Но когда я сгибал их, отводя от лица, они ломались как морковки. Если наступит зима, мороз расплющит все эти деревья своим молотом. Лес наводил на мысли о войске, которое расписывается в своем поражении прежде, чем начать битву. На поло­вине пути я немного задержался, увидев большую мра­морную плиту, из которой выходил бронзовый желоб. Она была покрыта по краям черным мхом, и рядом с ней лежал огромный валун.

Других возвышений поблизости не было, и за пли­той скапливалась вода. Струйка непрерывно стекала по желобу в большое жестяное ведро, переливаясь через край. Второе ведро, пустое, ждало рядом своей очереди. Я понял, что передо мной был источник, который снаб­жал маяк водой.

Интересно, каким образом мы выбираем объекты, па которые направляем свой взгляд? Когда я в первый раз шел по этой тропинке с капитаном, источник остал­ся незамеченным. Мы не обратили на него внимания, потому что искали нечто более важное. Но сейчас я был в одиночестве, в полном одиночестве, и бронзовая тру­бочка, изрыгавшая воду, представляла для меня огром­ный интерес. Я подошел поближе и прямо над ней уви­дел слова, написанные корявыми буквами. Надписи гласили:

Батис Кафф проживает тут.

Батис Кафф построил этот источник.

Батис Кафф написал эти слова.

Батис Кафф умеет постоять за себя.

Батис Кафф – властелин океанов.

Батис Кафф имеет все, что желает, и желает лишь то­го, что имеет.

Батис Кафф – это Батис Кафф, и Батис Кафф – это Батис Кафф.

Dixit et fecit [1] .

Я ему посочувствовал. Прощайте, надежды на жизнь в мире и согласии. Плита говорила мне о расщепленном сознании, которое невозможно было восстановить. Я не придумал для себя никакого более полезного занятия, а потому продолжил свой путь по дорожке, которая вела к маяку. Когда я оказался у подножия башни, дверь оказалась заперта.

– Эй, эй! – прокричал я, подражая капитану. Никто не ответил; до меня доносился только шум

волн, которые накатывались на камни у самого берега. Я подумал о надписи над источником. Мне показалось, что этот человек обладал завышенным самомнением, раз все предложения начинались с его имени. Была ли причиной тому ничтожность его личности или са­мовлюбленность – эти недостатки достаточно часто со­путствуют друг другу – одно было ясно: он во что бы то ни стало хотел самоутвердиться. Я решил действовать по-другому и несколько раз позвал его по имени.

– Батис! Батис! – прокричал я, сложив руки рупо­ром. – Батис, Батис! Эй, Батис! Эй! Откройте, пожалуй­ста. Я новый метеоролог!

Никакого ответа. На высоте шести или семи метров над дверью был балкон. Я смотрел туда в надежде уви­деть его фигуру. Этого не случилось, однако мой при­стальный взгляд отметил некоторые интересные детали. Например, я увидел, что вокруг балкона были добавлены какие-то колья. Во время прошлого визита я поду­мал, что это кое-как сколоченные леса для ремонта. Я ошибался. Сооружение не воспроизводило структуру металлических прутьев, которые соединяли стену маяка и основу балкона. Колья были очень острыми. На самом деле эта конструкция закрывала весь балкон, превращая его в подобие защитного укрепления. Подул ветер, и до меня донесся металлический перезвон. По земле у само­го подножия я заметил веревки, закрепленные на тол­стых штырях. На веревках были подвешены пустые же­стянки, во многих местах по две рядом. Ветер ударял их друг о друга и о стены; звук напоминал звон коровьего ботала. Другие детали также не поддавались объясне­нию: промежутки между камнями кладки были забиты гвоздями, причем шляпки прятались в щелях, а острия торчали из стены. Повсюду щетинились гвозди и оскол­ки стекла, несметное число осколков. Тщедушное солн­це заставляло их отбрасывать зеленые и красные отсве­ты. Чуть выше стекол и гвоздей не было. Начиная с высоты, на которую мог бы подняться человек, исполь­зуя лестницу средних размеров, щели между камнями были заделаны какой-то самодельной замазкой: это при­давало маяку сходство с постройками инков, с их глад­кими стенами. Даже ноготь ребенка не смог бы здесь за что-то зацепиться. Я обошел маяк: все здание было укреплено этим нелепым способом. Когда я снова подо­шел к двери, то увидел на балконе Батиса. Он целился в меня из двустволки. В первую минуту я растерялся, но быстро взял себя в руки.

– Здравствуйте, Батис. Вы меня помните? – сказал я. – Я хотел с вами поговорить. Ведь мы как-никак соседи. Необычное соседство, вы согласны?

– Если подойдете ближе – стреляю.

Мой опыт подсказывал мне, что, когда один человек собирается убить другого, он ему не угрожает, и что ко­гда один человек угрожает другому, то не собирается его убивать.

– Будьте благоразумны, Батис, – настаивал я. – Ска­жите что-нибудь более любезное.

Он не отвечал, продолжая целиться в меня с балкона.

– Когда кончается ваш контракт? – спросил я, чтобы не молчать. – Скоро приедет смена?

– Я вас убью.

Мне также было ясно, что если человек не хочет гово­рить, только пытка может развязать ему язык. А мне не хотелось никого пытать. Я пожал плечами и медленно по­шел прочь. У кромки леса я оглянулся: Батис по-прежнему стоял на балконе, раздвинув ноги и сохраняя стойку альпийского стрелка. Даже левый глаз его был зажмурен.

Остаток дня прошел как обычно. Я закончил уборку в доме. Меня вдруг охватило странное чувство. Я прику­сил нижнюю губу до крови, не сознавая, что делаю. По­том откупорил бочонок с коньяком, полностью отдавая себе в этом отчёт. Наполовину пьяный, наполовину трезвый, наполовину грустный и наполовину веселый, я развел огонь в камине. Курил и кидал окурки в огонь. Немало поэтов воспели тоску по родине. Я никогда не был ценителем поэзии. Мне кажется, что боль – это со­стояние, которое предшествует языку, а потому всякая попытка выразить ее обречена на провал. А кроме того, у меня не было родины.

Я питал свои мысли молоком меланхолии, пока не на­ступила темнота. В этих краях ночь не предупреждает о своем приходе, она нападает сразу и празднует победу. Внезапный испуг: полутьма моего жилища вдруг осве­тилась вспышкой яркого белого света, который тут же потух. Это маяк. Батис включил огни, и сноп света начал вычерчивать свои круги, каждый раз выхватывая из темноты мою комнату. Одно было непонятно. Луч попа­дал прямо в окна. Это означало, что угол его падения был очень мал, а потому для кораблей в открытом море никакого проку от него не было. «Какой дикий чело­век», – подумал я. Возможно, он приехал на остров в по­исках одиночества. Но его поведение в этих условиях было за пределами нормального. С моей точки зрения, подлинное одиночество – это внутреннее состояние, и оно отнюдь не исключает любезности по отношению тем, кто волею случая оказался с тобой рядом. Он же, напротив, относился ко всем людям как к прокаженным. Как бы то ни было, в тот момент странности Батиса ме­ня мало интересовали.