Подозреваемый - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Роботэм cтр.№ 73

– Да, но теперь она открыла прекрасное средство. Если хочешь котенка, проси лошадь.

Я смеюсь, и она улыбается, не сводя с меня глаз. Следующий вопрос сформулирован с ее привычной прямотой:

– У тебя был роман с Кэтрин Макбрайд?

– Нет.

– У полиции есть ее любовные письма.

– Она писала их Джоку.

Ее глаза расширяются.

– У них был роман еще в Марсдене. Джок и был тем женатым мужчиной, с которым она встречалась.

– Когда ты это узнал?

– Сегодня.

Ее взгляд все еще прикован ко мне. Она не знает, верить или нет.

– Почему Джок не сообщил полиции?

– Я пытаюсь это понять. Я не доверяю ему. И не хочу, чтобы он крутился здесь.

– Почему?

– Потому что он солгал мне, утаил информацию от полиции и должен был встречаться с Кэтрин в ту ночь, когда она умерла.

– Ты шутишь! Ведь ты о Джоке говоришь. Он твой лучший друг…

– И моя жена обеспечила его алиби. – Это звучит как обвинение.

Ее зрачки сужаются до размеров игольного ушка.

– Алиби для чего, Джо? Ты думаешь, что он кого-то убил, или полагаешь, что он спит со мной?

– Я этого не говорил.

– Нет. Ты никогда не говоришь то, что думаешь. Ты все окружаешь скобками, кавычками и вопросительными знаками. – Она заводится. – Если ты такой блестящий психолог, тебе надо присмотреться к собственным недостаткам. Мне надоело тешить твое эго. Хочешь, чтобы я повторила? Вот список. Ты совершенно не похож на своего отца. Твой пенис нормального размера. Ты проводишь достаточно времени с Чарли. Тебе не стоит ревновать к Джоку. Моей матери ты действительно нравишься. И я не сержусь на тебя за то, что ты испортил мой черный кашемировый джемпер, оставив в карманах платки. Удовлетворен?

Десять лет скрытой терапии, сконцентрированные в шести отрывистых фразах. Боже мой, эта женщина хороша. Соседские собаки начинают лаять, словно хор, призванный одобрить ее речь.

Она поворачивается, собираясь уйти в дом. Я не могу отпустить ее так, поэтому начинаю говорить: рассказываю всю историю о том, как нашел автобиографию Кэтрин и обыскал квартиру Джока. Я пытаюсь казаться рассудительным, но боюсь, что все это выглядит так, словно я хватаюсь за соломинку.

Ее красивое лицо выглядит усталым.

– Ты в ту ночь встречалась с Джоком. Куда вы ходили?

– Он водил меня поужинать в Бейсуотер. Я знала, что ты не расскажешь о диагнозе. Хотела спросить его.

– Когда ты ему позвонила?

– В тот день.

– Во сколько он ушел отсюда?

Она грустно качает головой.

– Я тебя не узнаю. Ты одержим. Я не из тех, кто…

Я не хочу этого слышать. Я выкрикиваю:

– Я знаю о ребенке.

Она слегка дрожит. Возможно, из-за прохлады. И тогда в ее глазах я вижу, что мы друг друга теряем. Пульс становится слабее. Может, она и хочет быть со мной, но обойдется и без меня. Она достаточно сильна, чтобы справиться в одиночку. Она пережила потерю отца, страх за Чарли, когда та в полтора года болела менингитом, биопсию правой груди. Она сильнее меня.

Я медленно ухожу, вдыхая холодный воздух. Потом оглядываюсь на дом. Кухня уже погружена во тьму. Я вижу, как Джулиана поднимается, выключая по пути свет.

Джок далеко. Даже если он скажет Руизу правду, сомневаюсь, что ему поверят. На него посмотрят как на друга, пытающегося спасти меня. Я пересекаю сад Фрэнклинов и выскальзываю на боковую дорожку. Потом иду к Вест-Энду, наблюдая за тем, как моя тень то появляется, то исчезает под фонарями.

Проезжающий мимо кеб замедляет движение. Водитель смотрит на меня. Я открываю дверцу.

Элиза не считает себя пророком и не любит, когда журналисты изображают ее евангелисткой, спасающей девушек от улицы. Она также не считает проституток «падшими женщинами» или жертвами жестокого общества.

Во всех нас есть скрытые таланты, но Элиза в глубине себя отыскала бриллиант. Это открытие свершилось, когда она дошла до самого низа, – через шесть месяцев после освобождения из тюрьмы. Совершенно неожиданно она оставила мне в Марсдене сообщение: только адрес и никаких подробностей. Не знаю, каким образом она меня нашла. Элиза изменилась – минимум косметики, короткая стрижка. В темной юбке и жакете она походила на мелкого служащего. У нее была идея, и она хотела узнать мое мнение. Пока она говорила, я чувствовал, как изменилась погода: не снаружи, а в ее голове.

Элиза хотела организовать центр для девушек с улицы, где им давали бы советы о безопасности и сохранении здоровья, давали приют и предлагали программы реабилитации от наркозависимости. У нее были кое-какие сбережения, и она арендовала старый дом у станции Кингс-кросс.

Этот центр оказался лишь началом. Вскоре она основала ПТЛ. Я всегда удивлялся количеству людей, к которым она могла обратиться за советом: судьи, юристы, журналисты, социальные работники и рестораторы. Иногда я прикидывал, сколько из них в прошлом были ее клиентами. То есть я помог ей… и это не имело отношения к сексу.

Дом «вверх тормашками» не освещен. Тюдоровские колонны блестят от инея. Над звонком загорается маленькая лампочка, когда я нажимаю на кнопку. Наверное, уже полночь. Я слышу звонок, разносящийся эхом по холлу. Элизы нет дома.

Мне надо преклонить голову на несколько часов. Просто поспать. Я знаю, где Элиза прячет запасной ключ. Она не будет возражать. Я постираю свою одежду, а утром приготовлю ей завтрак. И тогда скажу ей, что мне все-таки требуется алиби.

Я вставляю ключ в замок. Два поворота. Беру другой ключ. Еще один замок. Дверь открывается. На ковер высыпается почта. Элизы не было дома несколько дней.

Иду по натертым полам, мои шаги эхом отдаются в пустоте. В фойе атмосфера бутика: расшитые подушки и индийские ковры. На автоответчике мигает лампочка. Пленка записана до конца.

Сначала я замечаю ее ноги. Она растянулась на елизаветинской кушетке, лодыжки связаны коричневым скотчем. На голову надет черный полиэтиленовый пакет, закрученный вокруг шеи. Она откинулась назад. Руки связаны за спиной. Юбка задрана, колготки изорваны.

В одно мгновение я опять становлюсь врачом: разрываю полиэтилен, щупаю пульс, прикладываю ухо к груди. Ее губы посинели, а тело окоченело. Волосы прилипли ко лбу. Глаза открыты и с изумлением смотрят на меня.

Я чувствую острую боль внутри, словно дрель проделывает дыру в моих внутренностях. Я снова и снова вижу все: борьбу и умирание, попытки освободиться. Сколько кислорода может быть в пакете? Не больше чем на десять минут. Десять минут, чтобы бороться. Десять минут, чтобы умереть. Извиваясь и брыкаясь, она втянула полиэтилен в рот. На полу рассыпаны диски, столик перевернут. Фотография в рамке лежит лицом вниз среди битого стекла. Застежка золотой цепочки сломана.