— Так что ты можешь рассказать о шофере, Харри?
Я все смотрел на диван. Как легко запутаться в этих бесчисленных тропинках.
— Не спеши, вспомни как следует.
А сама, наверное, думает: «Давай быстрее».
За окном грустный женский голос произнес:
— Сэб, милый, не стоит играть сегодня. Иди домой.
— Белый медведь.
— Что?
— В зоопарке, мисс. Вы видели, как белые медведи… Ладно, неважно.
— Важно, важно, Харри. Так что ты хотел сказать про белых медведей?
— Ну, знаете, у них спина такая широкая, когда они наклоняются. Вот и он такой широкий. И сильный.
Она закивала, как будто поняла.
— Что-нибудь еще?
— Ему нравится «Молодость».
— Что-что?
— Ему нравится «Молодость». Ну, это песня.
Она опять закивала, прямо как китайский болванчик.
— Уже лучше.
Мама сглотнула так громко, словно что-то упало в пустой колодец.
— Он ее в наушниках слушает. Я имею в виду песню.
— Ты что-нибудь говорил ему, Харри?
— Гип-гип-ура. Когда мы его благодарили.
— А он тебе что-нибудь говорил?
— Нет, он говорил с Дэном.
Не помню, упоминал ли я об этом раньше.
— Поэтому Дэниэл и отстал от нас в Леголенде.
Высокий мужчина перестал писать и поднял голову. Они с Венди обменялись взглядами.
— Так, Харри, давай сосредоточимся на водителе. С самого начала.
Я начинаю рассказывать. Длинный пишет, старается вовсю. Когда я заканчиваю, Венди говорит:
— Харри, ты хочешь что-нибудь добавить? Что-нибудь спросить?
Я смотрю на кожаную обивку дивана. На ней столько морщинок.
— Ну так что?
— Простите.
— За что?
— Я должен был уследить, проверить, сел он в автобус или нет.
Тишина.
— Я хочу лишь сказать, Харри, у нас у всех есть свои обязанности. Я, например, полицейский. Твой папа — доктор. Мама… э-э, — она подглядывает в тетрадь, — мама — журналист. А ты просто мальчик. Хороший мальчик, добрый, умный, но все же просто мальчик, ребенок. И ты не можешь отвечать за жизнь других людей.
— Она права, Гарри, — раздается папин голос.
А маме нечего на это сказать.
Я не поверил Венди ни на мгновение. Много ли она понимает? Все врет и врет. Может быть, она совсем даже и не Венди. Может быть, это и не ее настоящее имя.
5
Было так жарко, что над черной дорогой дрожало марево раскаленного воздуха. Паримэл, одноклассник Дэна, стоял с матерью у ворот школы. Они разговаривали о чем-то и ели мороженое. Когда мы с папой проходили мимо, оба замолчали, опустили глаза и стали разглядывать мороженое, как невидаль какую-то. Только на самом деле они на него и не смотрели, белые капельки сладкого молока падали на тропинку. Была пятница, вторая пятница после того воскресенья, когда мы потеряли Дэна. Целая куча дней прошла. Наверное, Паримэлу и его маме, как и многим другим, было неловко встречаться с нами глазами. Деревья были украшены шарами и разноцветными лентами. В школьном дворе играл духовой оркестр. Папа, закрыв глаза, стоял под палящим солнцем. Он зевнул. Должно быть, совсем забыл про школьную олимпиаду.
— Пап.
Отец переминался с ноги на ногу, словно сомневался, а стоит ли вообще идти.
— Пап, мисс Супер ждет.
Он бросил на меня безразличный взгляд, сунул руки в карманы и быстро зашагал вперед. Я догнал его у деревьев, где Стивен Хайки и Роуэн Филд возились со своими велосипедами. Когда мы проходили мимо, они притихли, замолчали. Роуэн нагнулся, делая вид, что завязывает шнурки своих кроссовок. Стивен почесал нос и заморгал, глядя на солнце.
— Здравствуй, Стивен, — сказал папа.
— А, здравствуйте, доктор Пиклз, — ответил тот, притворяясь, будто бы только что нас заметил.
А потом он вдруг весь покраснел. И лицо покраснело, и шея. Никогда не видел, чтобы кто-нибудь был таким красным. Со мной он не поздоровался. Но я не обиделся. В конце концов, он был старшеклассником. Как только мы немного отошли, они начали о чем-то шептаться.
Наверное, о том, как мы одеты.
На папе было трико, теплая рубашка с длинными рукавами и старый дедушкин пиджак. А на мне — спортивные штаны и розовая рубашка со свадьбы, я нашел ее среди грязного белья.
На дверях школы висела табличка «Средняя школа имени Нельсона Манделы. Здесь ваши дети в безопасности». Я почему-то вспомнил картинки из учебника истории, на которых хмурые, усталые воины возвращаются домой после тяжелых битв. Лохмотья не в силах скрыть многочисленных ран. У кого-то нет руки, у кого-то ноги, кто-то лишился глаза. Они печально бредут по дороге, как живые трупы, которым прямая дорога в могилу. И вид у них далеко не геройский.
Школа была закрыта. И немудрено, в такой-то день. День школьной олимпиады. Поэтому от парадных дверей мы повернули налево и по дорожке, что бежала вдоль спортивного поля, направились к черному входу.
А на поле болтали и смеялись счастливые семьи. Играл оркестр, и люди — в шортах, футболках, с цветными шарами в руках — раскачивались в такт музыке.
— Прошу всех участников соревнования по бегу в мешках собраться за стартовой линией, повторяю, ЗА стартовой линией! — Дежурным снова был мистер Дональд.
Дэн был уверен, что в этом году непременно победит. Я был этому рад. Это, знаете ли, не круто, когда твой родной брат — абсолютный ноль в спорте.
«Все, что нужно… — тараторил он, трясясь от волнения — того и гляди кондрашка хватит, — все, что нужно, — это поставить ноги в самые уголки мешка».
Открыл, что называется, Америку.
Я выработал свою собственную сверхсекретную технику бега в мешках. Мы с Питером тренировались не жалея сил. Все, что на самом деле нужно, — это забыть о всякой там ерунде. Не вопить «левой, правой, левой, правой», а постараться почувствовать партнера, слиться с ним, стать одним целым. Забудьте про ноги. Просто прижмитесь друг к другу плечами и бегите. Вот и весь секрет. Мы с Питером в этом году могли бы выиграть соревнование. Мы и братьям Макнелли задали бы жару, хоть они и близнецы и от природы мыслят одинаково.
— Прошу участников соревнования занять свои места!
Уильям Плам помчался в обратном направлении. За ним на дурацких высоченных каблуках заковыляла его мать.
— Да не могу я больше терпеть! Отстань! — прокричал Уильям, оборачиваясь на бегу.
— Так в школу-то не успеешь, начинают уже. Иди туда, за деревья.