— Паоло, что случилось? Ты… Как…
Галли соображал не лучше меня, так как, вместо того чтобы нажимать кнопки своего навороченного сотового, пытался перевернуть меня, просунув руки мне под правое плечо.
— Меня ударили… Скажи, чтобы с крыши никого не выпускали.
Так он и сделал, позвонил, но безрезультатно. Когда мы наконец спустились вниз, на уровень самой церкви, то обнаружили лишь покрасневшего полицейского, стоявшего по стойке «смирно» у выхода. Галли все понял.
— Кто это был? Кто спустился?
— Ничего особенного… мне сказали останавливать людей, идущих вверх, я не знал… — жалко пролепетал полицейский. В мыслях он уже представлял, как шесть месяцев подряд работает в ночную смену.
— Cretino!
[50]
Кто это был?
— Никто… так, священник. Он просто вышел, не бежал или как-то еще. Как обычно. Когда вы позвонили, он уже ушел.
Ватиканский полицейский неопределенно махнул рукой в глубь обширной базилики.
— Как он выглядел?
— Ничего особенного. Его лица я не видел. Он был среднего роста, немного ниже среднего.
— Во что он был одет, этот священник? Облачение, особенная мантия? Это был монах, монсеньор? Мантия была фиолетовая, красная? — спрашивал Галли.
— Черный. На нем был черный костюм священника, это все.
Потрясающе. Только что он описал половину населения Ватикана.
Этот полицейский был таким же тупицей, как и я.
Священник-убийца? Самый страшный сон любого кардинала и неизбежный вывод. Однако у убийцы была совесть и конкретная цель. Он убил Карузо, но вытащил меня почти с того света. Безумный убийца развлекается?
Бедный Галли! Он попытается замять дело, но может постараться обуздать ход событий. Кроме Бога и бесплатной еды, есть масса вещей, которые высокопоставленная армия прелатов у папского престола ценит выше доброй сплетни.
С наступлением сумерек я почувствовал себя лучше, но немного тревожно. Я позвонил своей близкой подруге по имени Тилли, но услышал только ее автоответчик. Тилли работала в Риме корреспондентом крупной американской газеты, но, разъезжая по командировкам, она так же часто меняла сообщение на автоответчике, как некоторые люди — носки. Я прослушал торопливый вариант: «Я перезвоню неожиданно».
Я не стал ужинать вместе с семинаристами. К десяти часам я основательно погрузился в чтение триллера о временах «холодной войны» — прекрасное средство от головных болей и заумных учебников. На этот раз звонивший был заботливее.
— Как голова?
— Боль в основном психологическая. Я совершил глупую ошибку и был побит.
— Это было убийство? — спросил папа Пий XIII.
— Я бы сказал, да.
— Не самоубийство?
— Только если он передумал в те несколько секунд, когда было уже поздно.
— Кошмар, — произнес папа. — Позже утром я был в базилике, и там продолжали убирать.
Каждый день в базилике Святого Петра происходит миллион разнообразных событий, но я не заметил привычного размещения людей, украшений и одеяний, которые означали бы присутствие папы. Галли тоже ни о чем таком не упоминал.
— Какая-то церемония?
— Ничего подобного. Исповедь, — сказал Треди. — Каждые две недели до ленча я тайком, когда никто не видит, пробираюсь в церковь и час-два слушаю исповеди. Полезно как для талии, так и для смирения. Когда люди говорят: «Благословите, святой отец, ибо я согрешил», они действительно просят о помощи. В этом суть, ведь так? Люди, работающие на меня, воображают, что католики действительно подчиняются всем правилам, которые мы для них устанавливаем. Но чтобы убедиться в обратном, нужно всего лишь послушать исповедь. Господь знает, в чем они НЕ признались.
— Ты видел что-нибудь? Ты понимаешь, о чем я…
— Боюсь, нет.
— Я спрашиваю потому, что полицейские хотят, чтобы я, понимаешь, помог им с расследованием.
— И что ты об этом думаешь?
— Это расследование убийства. Я не уверен. Прошло много времени…
— Но, возможно, не так уж и много, — закончил за меня мою мысль Треди.
— Точно.
Он молчал с минуту, а потом сказал:
— Пол, пожалуйста, найди того, кто это сделал.
Снова пауза.
— Если считаешь, что справишься.
Мне казалось, что я почти ощущал его суровый взгляд, такой, каким на меня иногда смотрел Иванович.
— Я знаю, что будет нелегко, возможно, вскроются какие-то язвы, но я должен знать.
Это говорил мой папа и мой друг.
— Конечно…
Сказать это было нелегко.
— Если ты выяснишь все о Карузо, ты здорово поможешь, Пол.
Он знал, что я рискую разбередить старые раны, но он явно не хотел об этом говорить, да и я тоже. Поэтому я спросил:
— Насчет Карузо. Ты знал его? Каким он был?
— Серьезный, очень серьезный. И умный. Спроси любого. Умел великолепно аргументировать. А как замечательно писал. Он мог убедить в своей точке зрения кого угодно.
Только не того, кто сбросил его с купола Святого Петра.
— Он был всего лишь монсеньором. Как получилось, что ты с ним знаком?
— Карузо был моим старым приятелем. Иногда он заходил ко мне поужинать, мы беседовали. Мы с ним вместе работали кое над чем… церковные дела…
Может, папы и не лгут. Но этот отвечал уклончиво.
— Было нечто большее, да?
Он подумал с минуту и подтвердил:
— Да, но не думаю, что нужно утомлять тебя рассказом об этом.
Что бы это могло быть? Тогда я прямо подумал о том, что это, возможно, значило. Я сказал:
— Прости, что спрашиваю, но думаю, в любом случае есть вероятность, что это была ссора любовников. Карузо был геем?
На этот раз последовала долгая пауза.
— Откровенно говоря, мне это в голову не приходило. Но я сомневаюсь. Я бы сказал, что он был дамским угодником, если затрагивать эту тему.
— Ты не мог бы сказать, кто, возможно, его любовник или любовница, если это правда?
— Священники не склонны делиться подобной информацией с папой, Пол. Максимум, что я могу рассказать тебе о Луке Карузо, так это то, что я знал его как ценного и деятельного члена экипажа большого корабля под названием церковь. А разве все мы не такие же?
— Хорошо, я сделаю все, что в моих силах.
— Спасибо. Если понадобится помощь, звони, — сказал папа. Он повесил трубку, а я представил, как он шагает с котенком на руках по старому, населенному привидениями дворцу и снова заступает на свой самый одинокий в мире пост.