– Спокойной ночи.
Танька привела меня в спальню и показала на
огромную кровать из дорогого канадского дуба:
– Прыгай и спи. Это тебе не койка в нашем
бараке. Здесь ты должна выспаться.
Чмокнув меня в щеку, она вышла, плотно закрыв
за собой дверь. Я моментально заснула. Мне приснился Глеб. Он сидел в кресле и
просил меня станцевать. Я скинула телогрейку, ботинки и выполнила его просьбу.
Глава 14
Открыв глаза, я долго не могла понять, где
нахожусь. Почему нас не будит дежурный? Ведь на улице уже светло – значит,
давно пора идти на работу. Господи, ведь я свободна, свободна – наконец дошло
до меня. Мне не надо умываться ледяной водой, есть баланду из железной миски и
плестись на швейную фабрику.
– Я свободна! – закричала я во весь
голос и, как девочка, запрыгала на кровати. – Я свободна!!! Я свободна!!!
Дверь открылась, и в спальню вошел папик.
– Даша, что-то случилось?
– Ой, простите меня! Наверное, я кричала
так громко, что разбудила вас.
– Я шел умываться и вдруг услышал крик.
Подумал, может, что случилось?
– Извините. Я проснулась и поняла, что
свободна, поэтому не смогла сдержать своих чувств.
Папик присел на краешек кровати и спросил:
– Даша, а где твои родители?
– У меня никого нет. Только сестра, но мы
с ней не дружны.
– У тебя есть квартира?
– Есть, но только не в Москве. Там никто
не живет. Она закрыта. Я не хочу туда возвращаться. Не волнуйтесь, я не буду
вам докучать. Я сегодня же уеду. Я раньше снимала жилье. Там лежат мои вещи.
Мне есть где остановиться. На работу я устроюсь. Конечно, на старое место меня
не возьмут, но я что-нибудь подыщу. Вы не волнуйтесь. Я сейчас встану, умоюсь и
уйду.
Папик нахмурил брови. Неожиданно в кармане его
халата зазвенел телефон. Он достал трубку и посмотрел на меня. Я натянула одеяло
до самого подбородка и отвернулась к окну.
– Короче, если он не хочет платить,
тащите его в подвал и выбивайте деньги другим путем. Нечего с ним цацкаться. Он
что, баба, что ли?! Сделайте ему последнее предупреждение. Если не поймет,
тащите в подвал. Если в подвале не расколется, надо грохнуть его к чертовой
матери, и все. Давай, до связи.
Папик сунул трубку в карман и смущенно
улыбнулся:
– Извини, Дашенька, за грубость. Это я
так, производственные вопросы решаю. Коммерсанты народ поганый, постоянно вынуждают
идти на экстренные меры. Деньги лопатой гребут, «Мерседесы» с квартирами
покупают, а делиться не хотят. Но ведь моим браткам тоже кушать хочется. Семьи
у всех, детей кормить надо. Коммерсы бутерброды с черной икрой едят, а мы чем
хуже?
Молодым ребятам и в сауне попариться хочется,
и девочку хорошую заказать, и за город отдохнуть съездить. На все деньги
немалые нужны. От коммерсанта все равно не убудет. Он ведь живет по принципу:
«Купи-продай». С нами поделится – завтра новое купит, послезавтра опять продаст
и деньги свои с наворотами вернет. А мои братки понятия не имеют, как это
делается. У них другой принцип: «Если ты нормально живешь, так сделай так,
чтобы и я жил нормально». Не думай, Дашенька, что ты к бандитам попала. Мы люди
с понятиями, стариков и малоимущих не трогаем, да и к коммерсам стараемся
бережно относиться, а ведь есть и такие, кому разницы нет, у кого забирать, вот
они и метут у всех подряд. Мы же никогда старуху без пенсии не оставим, жалко
нам тех, кто и так на воде да хлебе живет.
Папик помолчал немного, а потом сказал:
– А насчет того, что ты нам с Татьяной
мешаешь, не бери в голову. Мы тебя на улицу не гоним. Мы тебе обязаны по гроб
жизни, и я, как отец, в большей степени. Ты моей Таньке жизнь сохранила.
Поэтому живи у нас. Места много, всем хватит. Именно об этом я и хотел с тобой
поговорить. Ты приятная молодая девушка, да и мне, старику седому, на тебя
смотреть одно удовольствие.
– Не такой уж вы и старый...
– Но и не молодой. Годы свое берут.
Здоровье уходит. Еще недавно сопливым пацаном был. А теперь в зеркало смотрю –
голова белая. Супругу схоронил. Хорошо жили, дружно. В молодости всякое было –
и ссоры, и ревность, а с годами все прошло. С годами мудрость приходит, но и
одиночества начинаешь бояться больше всего. Хорошо хоть Танечка у меня есть.
Может, внуков мне родит. У меня, конечно, времени свободного мало, но для них
оно всегда найдется. Ты моей Таньке жизнь сохранила, значит, и внуков моих
спасла. Что я, не знаю, что такое колония, что ли? Хочешь, у нас живи, хочешь,
я тебе квартиру куплю, чтобы ты по углам не мыкалась. Танька тебя любит. Мне бы
хотелось, чтобы вы не только в колонии подругами были, но и на воле тоже.
– Вы хотите купить мне квартиру? –
не поверила я своим ушам.
– Куплю, если у нас жить не хочешь. Ты
где раньше работала?
– Танцевала я...
– Балерина, что ли?
– Нет. Стриптизерша.
– Кто? – удивился папик.
– Стриптизерша, – повторила я
дрожащим голосом. – Бар у нас приличный, зарабатывала неплохо.
– Что за бар-то?
– «Фламинго».
– Слышал, но не был. Я, вообще-то, не
любитель по барам шарахаться. Я и на дом могу любую балерину заказать. Она мне
без всякого бара станцует, и не только станцует, но и сделает что-нибудь
поприятнее. Нужно выяснить, кто там у вас хозяин. Может, я этот бар перекуплю и
тебе подарю за спасение моей дочери. Все ж хозяйкой бара лучше быть, чем ноги
раздвигать.
– Что? – подскочила я.
– В общем, ты, Даша, подумай. Поживи
немного у нас. Отойди от колонии. Приведи себя в порядок, а там видно будет.
Как отойдешь, мы поедем, подыщем тебе квартиру. Найдем нормальную работу, а со
временем, может, и бар перекупим.
– Григорий Давидович, я и так вам по гроб
жизни буду благодарна. Вы меня из колонии вытащили, деньги немалые за меня
отдали. Что ж еще-то? Самое главное, что я на свободе. Спасибо вам огромное!
– Перестань, Дашенька, – перебил
меня папик и протянул несколько стодолларовых купюр.
– Что это? – испугалась я.
– Доллары, – засмеялся он. –
Поезжай в магазин и купи себе что-нибудь из одежды. Ты должна хорошо выглядеть.
– Танька мне и так целый ворох накупила.
Мне теперь до конца жизни не сносить.