Прошлой ночью в XV веке - читать онлайн книгу. Автор: Дидье ван Ковелер cтр.№ 32

— Да уж, когда у нее наступает оргазм, тут никакая подтяжка не выдержит, все швы лопнут, — подтверждает Коринна.

Дама встает с каменным лицом и идет навстречу мужчине в полосатом костюме, с кожаным кейсом в руке, который остановился у нас за спиной. Она представляется, он отдает поклон. Мы желаем им приятного вечера и удираем, держась за руки и давясь хохотом, как парочка хулиганистых подростков.

На улице я изо всех сил прижимаю Коринну к себе и впиваюсь поцелуем в ее губы. Ее ногти больно царапают мне затылок, шею, спину.

— Ты можешь мне сказать, что на меня нашло? — спрашивает она между двумя поцелуями.

— Это астрал так действует.

— Дурачок! — шепчет она, ухитрившись выразить в этих трех слогах всю свою любовь и благодарность.

Я поднимаю голову, смотрю на уличный фонарь и объявляю ему:

— Изабо, познакомься, это Коринна. Благодаря тебе, я понял, как сильно влюблен в нее!

— Замолчи, ты с ума сошел! — прерывает меня Коринна, с радостным испугом зажимая мне рот. — Теперь она будет каждую ночь стучаться к нам в спальню!

— Ничего, воспользуемся берушами.

— Скажи, среди твоих знакомых случайно нет психиатра?

— Один есть, но я его оштрафовал.

— Я требую, чтобы ты взял у него справку о том, что нормален, мсье Тальбо.

— А иначе?..

— А иначе… сейчас увидишь!

Мы торопливо садимся в машину и едем домой. Войдя, я едва успеваю заметить, что мои вещи снова убраны в шкафы; она тащит меня наверх по лестнице, швыряет на нашу кровать и насилует, несмотря на мое полное согласие.

После бурных объятий мы лежим в блаженной расслабленности, и она шепчет, уткнувшись мне в шею:

— Жан-Люк… Я вообще-то не ревнива, но…

— Но что?

— Можно я скажу тебе одну вещь?

Внизу раздается голос Жюльена, он сообщает, что вернулся, и что спагетти уже готовы. Коринна кричит: «Сейчас придем!» и снова оборачивается ко мне. Я переспрашиваю, с наигранной беззаботностью:

— Так что это за вещь?

— Мы не занимались любовью уже три недели, а у тебя сейчас был оргазм всухую.

Я отвечаю не сразу: молчу несколько минут, потом глубоко вздыхаю, приподнимаюсь на локте и объявляю, самым что ни на есть смиренным тоном:

— Коринна!.. Я вот думаю… Может, это вторичный эффект чар Изабо?

Она тянется к своим сигаретам и отвечает мне тем же тоном:

— Что ж, это нормально. Когда спишь с призраком, твоя сперма дематериализуется.

Наклонившись, она чмокает меня в щеку и добавляет:

— Это самое чудное объяснение, какое только может придумать мужик. Я счастлива, что ты так стараешься для меня. Но одно из двух: либо ты пошлешь подальше эту телку, либо сам уберешься отсюда.

Он сидит за столиком перед чашкой травяного отвара, с рюмкой коньяка в руке. Откинувшись на спинку кресла и слепо глядя в пространство, он готовится отойти ко сну в десять утра. Этот ежедневный ритуал он проделывает в кафе «Малышка Фадетта», напротив радиостудии. Едва отойдя от микрофона, он укрывается в этой шумной забегаловке, где под трезвон трех флипперов [39] фанаты осаждают его просьбами: кто о дармовой консультации, кто об автографе, кто о рецепте. Хозяйка кафе, очень довольная этим наплывом клиентов, фильтрует его поклонников, раздавая им, точно в отделе соцобеспечения, талоны на прием к маэстро беррийского эфира.

Напряженная поза, пронзительный взгляд, скорбная складка губ, болезненно худое тело в свитере под шею, из чрезмерно колючей шерсти — атеистический вариант власяницы — вот портрет Сержа Лаказа; он выслушивает повествования о личных трагедиях за столиком кафе с мрачным жертвенным наслаждением мазохиста, который бередит каленым железом свои раны, стараясь при этом сохранять остроту восприятия.

При нашей первой встрече я спросил его, как случилось, что деятель его масштаба перешел от «Ночного Лаказа» на государственном канале к «Утренней передаче Сержа» на провинциальной радиостанции, и он ответил с горьким достоинством:

— У меня была пациентка, страдавшая анорексией, и ее отец объявил во всех средствах массовой информации, что она умерла в результате моего лечения.

— Это была ложь?

— Нет, это была правда — в том смысле, что мне удалось заставить ее есть. Но она подавилась рыбной костью.

— Почему же вы не протестовали?

— Он возглавляет солидный концерн СМИ, и ни у кого нет желания с ним спорить. За три недели я потерял все — свою передачу, своих пациентов и своих друзей.

Поскольку «Франс-Блё-Берри» — единственная радиостанция, которая осмелилась взять на работу этого изгоя, угодившего в черный список, он не щадит сил и старается вовсю. Только что он два часа кряду надрывал глотку, безжалостно расправляясь в прямом эфире с первобытными суевериями и идиотским упованием на чудо, расколдовывая и мгновенно приводя в чувство радиослушателей словесным электрошоком, прославившим его среди коллег, призывая власти, как и каждое утро, считать поощрение обскурантизма таким же правонарушением, как и оскорбления дискриминационного порядка, а сейчас этот опальный психиатр, кумир парижских полуночников, мирно беседует с крестьянином неопределенного возраста, который, не вынимая чинарик изо рта, повествует о том, что у его матери «кровавая испарина», а когда кровь стирают, на ткани остаются буквы.

Я занял к нему очередь, ясно сознавая всю смехотворность ситуации и, в то же время, успокаивая себя тем, что в сравнении с другими больными на голову моя проблема, быть может, покажется не такой уж дикой.

Никогда бы не подумал, что докачусь до этого. Еще два часа назад я встал с постели после чудесной ночи любви, и вот — нате, пожалуйста! — сижу, уповая на беспристрастное внимание и критический взгляд со стороны, на то, что мне удастся внятно выразить панику, охватившую меня нынче утром, когда я взглянул на себя в зеркало. Невозможно было поделиться этим с Коринной, ведь она сделала вид, будто поверила мне вчера вечером, дабы закрепить наше примирение, а я так нуждался в искренности и гармоничности отношений, вновь установившихся между нами, что отныне не в силах был сказать ей правду.

— Вы только гляньте, доктор, — продолжал старик, сунув под нос психиатру платок в красных пятнах. — Я вам и по радио это описывал, но разве со слуха что поймешь!..

— Ну-ну, — вздыхает Лаказ, взбалтывая свою вербену.

— Это, кажись, не по-нашенски написано, мы таких букв не знаем, — объявляет пациент, тыча пальцем в бесформенные пятнышки крови, отпечатавшиеся рядами по всей ткани. — Сынок мой, тот говорит, что она одержима дьяволом, но сам-то я думаю как вы, я в такие штуки не верю. Ну как, сможете прочесть?