Первым делом она извлекла блестящий «ремингтон», проверила, заряжен ли он, как полагается, есть ли в патроннике патрон, и протянула Асдрубалю Пердомо.
— Умеете с ним обращаться? — спросила она.
Все четверо в некотором смущении переглянулись, и наконец Асдрубаль неуверенно кивнул.
— На флоте я держал в руках карабин, — признался он. — Но стрелял от силы раз десять и не помню, был ли он похож на этот.
— А вы?
Себастьян, которому был адресован вопрос, пожал плечами:
— Та же самая история… — Он бросил взгляд на равнину, раскинувшуюся перед ним. — Но, как я себе представляю, мы ведь не на войну отправляемся.
— Нет, конечно, — подтвердила женщина. — Мы не отправляемся на войну, однако льянос кишит угонщиками скота, и, если по пути мы с ними столкнемся, единственный язык, который они понимают, — это язык свинца. Вот курок, вот предохранитель, а это — затвор, — показала она. — Оружие заряжено, и способны вы или нет сразить конокрада — дело ваше, но все же советую вам потренироваться, потому что единственное, что у вас здесь будет в избытке, — это боеприпасы и возможность их использовать.
Себастьян Пердомо пристально посмотрел на нее.
— Послушайте! — наконец спросил он. — Вы это серьезно?
Она взглянула на него в упор:
— Я что, похожа на шутницу?
Пердомо Вглубьморя вновь обратили внимание на ее худую, стройную фигуру, энергичные черты лица, волосы, забранные под шляпу неопределенного цвета, холодные черные глаза, и тогда Себастьян еле заметно покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Вы не похожи на шутницу, но я думал, что такие вещи происходят только в кино.
— Послушайте, — сухо прозвучало в ответ. — На том берегу реки закончилась цивилизация, а впереди, за льянос, начинается сельва Ориноко — там, можно сказать, начинается доисторический мир. Привыкните к мысли о том, что с каждым днем пути мы будем как бы откатываться на столетие назад. — Женщина туже затянула потрепанный пояс-патронташ, на котором висел тяжелый револьвер, и начала распределять остальное оружие, словно раздавала ножи и вилки в начале пикника. — Возьмите за правило носить его с собой, — добавила она. — Здесь, помимо грабителей и конокрадов, еще водятся змеи, пумы, кайманы, анаконды, быки, которые нападают ни с того ни с сего, и коварные ягуары, которых мы называем тиграми. — Она протянула Аурелии замечательный никелированный револьвер, но та отказалась.
— Нет, спасибо! — Аурелия на мгновение замолчала: было ясно, что она собирается с духом, прежде чем высказаться. — Вы должны нас извинить, — продолжила она, — но я считаю, что мы совершили ошибку, приняв ваше предложение. Это место не для нас! Поймите, меня не пугают дикие звери, но дело в том, что одному из моих сыновей уже пришлось убить человека, и я не желаю, чтобы это случилось снова. — Теперь она обратилась к Асдрубалю и Себастьяну: — Мне жаль… Но было бы намного лучше вернуться, пока еще не поздно.
Ее сыновья разочарованно переглянулись. Они готовы были возмутиться, но их опередила Селесте Баэс, которая нарочито резко ее перебила:
— Не говорите глупостей! Куда вы пойдете? Вашей проблемой будут не конокрады: достаточно стрелять им в ноги или поверх головы, стараясь не попасть. — Она повернулась к Айзе: — Ваша проблема — это она, и вы не сможете таскать ее по Венесуэле вечно «беременной». Это суровая страна, где мачо привык забирать себе все, что ему приглянулось, особенно если это женщина. — Селесте попыталась улыбнуться и на какое-то мгновение показалась почти сердечной. — Поверьте мне! — добавила она. — Ваши сыновья подвергнутся большей опасности, защищая сестру за пределами льянос, чем охраняя моих лошадей и коров здесь…
Аурелия не нашлась что на это сказать, потому что явно растерялась и инстинктивно обратилась за советом к Себастьяну, который почти незаметно кивнул.
— Она права, — сказал он. — Ты же видела, что случилось в Каракасе, и мы не можем принуждать Айзу вечно ходить с подушкой на животе. — Он подмигнул сестре. — Успокойся! — прибавил он. — Даже если бы мы и захотели, нипочем не сумели бы попасть в конокрада даже с двухметрового расстояния. Мы никогда никого не убьем, — заключил он.
Похоже, он не вполне убедил мать, однако, судя по всему, у нее не было большого выбора, и она решила сдаться.
— Ладно! — сказала она. — Хоть бы все вышло так, как ты говоришь!
— Выйдет, не бойтесь, — успокоила ее Селесте Баэс. — А теперь все в машину: дорога-то дальняя.
— Извините, если я спрошу, — перебил ее Асдрубаль, вытянув руку и показывая на простиравшуюся перед ними унылую однообразную равнину, покрытую высокой сухой травой. — О какой дороге вы говорите? Я что-то не вижу никакой дороги. Как вы определяете, куда ехать?
Женщина посмотрела на него, и в ее глазах промелькнула веселая искра.
— А скажите-ка, — спросила она, — у вас в море дороги были четко обозначены?
— Нет, конечно, — сконфуженно ответил Асдрубаль.
— Ну, так здесь то же самое. Пока надо двигаться в этом направлении, все время на юг. Мы пересечем каньо
[23]
, затем реку и под конец еще один каньо, который, если я не ошибаюсь в расчетах и память мне не изменяет, должен быть семидесятым каньо. Оттуда — на северо-запад, искать переправу через Гуаритико, если в ней не слишком много воды, а переправившись через Гуаритико, возможно, повстречаем какого-нибудь бакеано
[24]
, который сможет показать нам дорогу до имения.
Они посмотрели на Селесте с изумлением:
— Вы хотите сказать, что не знаете точно, как добраться до собственного имения?
— Просто оно самое маленькое. — Она развела руками, словно давая понять, что это не ее вина. — Я не была там уже несколько лет.
— Так когда же мы туда доберемся?
— Может, завтра. Может, послезавтра. Может, через четыре дня. Не все ли равно? У нас есть запас воды, пищи и бензина на две недели, вам не о чем беспокоиться. В здешних краях важно только, чтобы не полетела ось или мы не ухнули в каньо или в реку.
— А что такое каньо?
— Это как бы река, которая не течет, протоки, где после зимы остается вода, которая за лето постепенно высыхает. Они постоянно изменяются по величине, форме и даже направлению, и из-за этого пейзаж все время меняется, даже оставаясь тем же самым. — По-видимому, Селесте сочла разговор законченным и вскарабкалась на свое место за рулем, захлопнув дверцу. — Не беспокойтесь! — добавила она. — Я всю свою жизнь провела в льянос, больше тридцати раз сбивалась с пути, но пока жива и, думаю, проживу еще долго.
Почти тут же строения Брусуаля и все, что было у них за спиной, исчезло в густом облаке пыли, которое поднял пикап во время езды. На сухой равнине оно было вроде сигнального рожка, который извещал всю округу — невозможно представить, как далеко, — о приближении транспортного средства.