Одиночество-12 - читать онлайн книгу. Автор: Арсен Ревазов cтр.№ 37

Поэтому мне захотелось выйти и послушать, с кем там беседует Матвей. Но то, что я услышал еще из ванной, просто выключив воду, заставило меня пулей вылететь оттуда. Дословно текст звучал так: «Да какое, блядь, предупреждение? Ты что, запугать меня вздумал? Я тебя сам так предупрежу, козел вонючий! И не надо мне больше звонить, ты понял меня? Нет, блядь, ты понял?»

На этом месте Матвей элегантно бросил трубку на телефон (попал), откинулся в кресле и потянулся за сигаретой.

Поскольку к последней фразе мой бег трусцой из ванной перешел в запоздалый прыжок, то Матвей удивленно оглянулся на мое голое тело.

– Матвей, – тихо сказал я, восстановив равновесие. – Ты с кем говорил?

– Да хрен его знает. Козел какой-то. Он думал, что говорит с тобой. Пугать нас вздумал, ублюдок.

– А… так это был не Антон? А что… Что тебе сказали?

Я говорил медленно, вкрадчиво и почти шепотом. Мне становилось страшно.

– Что я, то есть ты, далеко зашел и он надеется, что двух предупреждений мне, ну то есть, тебе, хватит. Что третьего не будет. Короче, тупой наезд. Надо было четко реагировать и отбиваться.

Я качнул головой, как бы в благодарность за исчерпывающий ответ, и почувствовал что тело, на котором еще не успела высохнуть вода, покрывается холодным потом.

– Спасибо Матвей! Ты мне очень помог. И нашей концессии тоже…

Затем я взял телефон, нашел номер ФФ и набрал его, лихорадочно придумывая, что я скажу. Я скажу, что нам кто-то позвонил, что взял трубку мой пьяный друг, а я не успел добежать до телефона. Если звонил не он, то просто извинюсь за беспокойство.

Не успев додумать, как я оказался в Риме и почему звоню именно ему, я выслушал металлический голос автоответчика, сообщающего мне, что «абонент не отвечает или временно не доступен».

Тогда я вышел на балкон, чтоб Матвей меня не услышал и позвонил Антону. Сначала я извинился за поздний звонок. Потом поблагодарил за присланного мне в помощь Матвея и высказал уверенность, что поездка пошла ему на пользу.

Потом я взорвался. Антон выдержал взрыв. Потом осуждающе сказал: «Какой кошмар!». Потом примирительно сказал: «Ладно, возвращайтесь, в Москве разберемся».

– Антон, хотелось бы услышать больше оптимизма в твоих словах! А то я по твоей просьбе поработал для Моти психотерпевтом. А вот теперь ты утешь меня. Чем можешь. Потому что нам только что перезвонили хаты. И я не хочу даже думать, как они узнали номер телефона в нашем отеле. Я почему-то верю им, что третьего предупреждения не будет.

– Утешить тебя легче, тем тебе кажется. Есть сразу три анекдота на эту тему. Первый: «Плюнь в лицо вождю», [30] второй – «Вася, расскажи пацанам, как ты колдуна на х… послал». [31] А третий – это уже на тему ФФ. «Волк! Не поверишь – извиняться пришел». [32]

– Я смотрю тебе, Антон, весело!

– Ты сам хотел психотерапию.

– Хорошо. Спасибо и на этом. До завтра!

– Я вас встречаю. Не убей Матвея во сне.

– Ничего-ничего. У тебя и некролог на него получится веселым. Спокойной ночи.

Вот теперь я совсем не знал, что делать. Я остался на балконе и минут пятнадцать медитировал на Вечный Город.

Я смотрел на подсвеченный Колизей и пытался подсчитать, сколько гладиаторов рассталось там с жизнью. Если, как писал Тацит, по пятьдесят человек в день, а игровых дней за сезон там было под сто, то получается пять тысяч в год. Это значит, полмиллиона за сто лет. Интересный способ для здания проводить время.

Потом я вернулся в комнату. Матвея не было. Зато какой-то человек в белой рубашке и черных брюках стоял прямо посредине номера. В руках у него было что-то накрытое белым полотенцем. На секунду наши взгляды встретились. Мой – испуганно нервный и его холодно-равнодушный. Взгляд человека, выполняющего свою работу. Я подумал, что пора закрыть глаза. Умирать с открытыми глазами – привелегия слишком смелых людей.

Человек сказал: «Your order, Sir», – снял белое полотенце, на котором стояли как игрушечные солдатики четыре маленькие пузатые бутылочки Henessy VSOP. Я выдохнул воздух и сел на кресло. Человек подошел ко мне с бумажкой, которую я подписал не глядя, и изчез. Я огляделся. Матвей спал, свернувшись калачиком на угловом диване.

Я выпил залпом бутылочку Henessy из горлышка. Потом вторую. Потом третью. Потом четвертую. Потом я взял плейер и включил «Нирвану». Диск почему-то начал крутиться с Silver. Может, самой издерганной и фрейдистской песни. Хотя в этом весь Кобейн.

Said why don't you stop your crying

go outside and ride your bike

thats what i did, i killed my toes

Grandma take me home

Grandma take me home

Grandma take me home

Grandma take me home

Grandma take me home

I wanna be alone. [33]

Когда я был в Лондоне, то видел на блошином рынке Кемпден, как продавался восковой муляж простреленной головы Кобейна. Муляж был реалистичный до тошноты. Небритый подбородок, желтоватая кожа, полчерепа снесено, серые мозги плавают в черепной корбке, оставшиеся волосы слиплись в крови, один глаз удивленно смотрит на тебя, другой выбит пулей и на его месте – темно-синяя слипшаяся дыра.

Бр… Сколько ему было? Двадцать семь? Маршал Ланн, один из лучших Наполеновских маршалов, герой Аустерлица говорил: «Гусар, который дожил до тридцати лет – дерьмо, а не гусар». Сам Ланн погиб в Испании как раз в тридцатилетнем возрасте. Не дожил до Русского похода. Ладно. Возраст маршала Ланна я пережил. Пора в Москву.

Всю обратную дорогу Мотя виновато молчал. Я старался сохранять строгое выражение лица, что было очень просто, потому что я не выспался. Нас встречал Антон.