Антон звучал злее, чем обычно, но Мотя был в полном порядке.
– Не знаю, пацаны. Не знаю… Когда я сказал, что Кем-Атеф передает им привет, они построились как шахматные фигуры. Мне кажется, они нас уважают.
– Матвей! Почему Кем-Атеф?!
– Да мне до фонаря все Кем-Атефы, Джессеры и Хатшепсуты. Просто имя запомнилось.
– Может, ты с ним встречался в трипе?
– Может быть. Я много с кем встречался.
– Так расскажи!
– Да хрен это перескажешь…
– Антон, а у тебя что-нибудь интересное было?
Антон молча пожал плечами. Мне показалось, что как-то брезгливо.
Сзади нас открылась дверь, через которую я вошел. На пороге стоял ФФ. Без кофе, естественно.
– Сейчас вы будете говорить с Джессер Джессеру. При ответе на вопрос надо вставать и кланяться. Самим задавать вопросы запрещено. От ваших ответов зависит ваша судьба в параллельном мире.
– Как в параллельном? А на счастливую старость в этой жизни нам, значит, рассчитывать не приходится? Брат Федор, вы не много на себя берете?
ФФ выслушал меня, ничего не ответил и исчез. Мне не понравилась такая быстрая реакция хатов. Как они смогли практически моментально соориентроваться? Почему Джессер Джессеру с такой готовностью пошел на переговоры? Однако на Матвея слова ФФ произвели самое положительное впечатление.
– Было бы неплохо, – мечтательно произнес он, чтобы Джессер Джессеру оказался молодой красивой девушкой. Я бы ее очаровал… Иосиф бы мне помог…
Я с уважением посмотрел на Матвея. Но тут вмешался Антон.
– Специально для таких таких как ты, Матвей, великий русский поэт Жуковский предлагал царю проект по замене смертной казни неким специальным религиозным таинством.
– Неужели Жуковский был против смертной казни?
Я был искренне удивлен такими прогрессивными взглядами в то время. Хотя с другой стороны, друг Пушкина…
– Он был за смертную казнь. Он предлагал вешать осужденных в закрытом помещении вроде церкви, под торжественное пение псалмов. Его главный довод был такой: отгороженное место и мощь звуков хора заглушат все непотребные звуки и не позволят осужденным куражиться при зрителях, щеголять своей развязанностью или отвагой перед лицом смерти.
– Э, Антон! С таким настроением ты слоника не продашь.
[118]
Но расшевелить меланхоличного Антона было не просто.
– У меня сегодня как у женщины: настроение определяется одеждой.
– А чем тебе не нравится наша одежда? По-моему очень экзотично.
– Капюшонами. Мне кажется, что они здесь специально для того, чтобы в решающий момент их надели нам на голову. Точно в таких же балахонах казнили декабристов.
Я критически оглядел нас. Если вспоминать фильм «Звезда пленительного счастья», то Антон был прав. И что теперь делать? Раздеваться?
– Сейчас мы все устроим.
От превкушения драки Мотя прямо светился.
– Если тебе не нравятся капюшоны – пожалуйста. Наша фирма уже десятки лет избавляет людей от надоевших им капюшонов.
С этими словами Матвей начал с треском отдирать наши капюшоны от хитонов. Через полминуты мы оказались с ободранными воротниками, но не успели понять, до какой степени наш наряд стал позитивнее, потому что включился динамик и женский голос, немного усталый, предложил нам встать и поклониться.
– Матвей, а ты ведь как воду смотрел. Джессер Джессеру – женщина! Вопрос, конечно, симпатичная ли она… Вставать то будем?
– Ну разве что как истинные джентльмены перед дамой.
Мы с Матвеем поднялись. Матвей даже поклонился в сторону кафедры. Антон сидел не шевелясь.
– Я жду.
Я как раз раздумывал о том, почему этот голос кажется мне таким знакомым, как вдруг Матвей произнес насмешливо и зло:
– Дорогая! А что это ты там за стенкой спряталась? Выходи поговорим. Здесь все свои.
Антон посмотрел на Мотю взглядом, которым простые волшебники смотрели на шипящего, говорящего по-змеиному Гарри Потера. И, честное слово, взгляд этот был – каким-то отчужденным. Я стал вспоминать, когда это Антон смотрел на Мотю таким взглядом, но тут открылась дверь перед кафедрой, и я вздрогнул. На кафедру поднималась Дина. Она была одета как обычно: в синих джинсах и черном свитере. Только на шее у нее висела тяжелая золотая цепь с большим овальным медальоном.
– Так это все-таки ты, – сказал просто и сухо Антон.
– Это я. Вам повезло. Никто не причинит вам боль. Вы просто еще раз уснете. Это, впрочем, не касается Иосифа.
Я взял себя в руки, сделал вид, что все происходящее, действительно, меня не касается, сел на скамью, одел наушники и поставил Bang Bang. Учитывая, что с нами собирался поговорить Джессер Джессеру, мое поведение скорее всего показалось окружающим неадекватным.
I was five and he was six
We rode on horses made of sticks
He wore black and I wore white
He would always win the fight
Bang bang,
He shot me down
Bang bang,
I hit the ground
Bang bang,
That awful sound
Bang bang,
My baby shot me down.
[119]
Мир окончательно и бесповоротно сошел с ума. Жена Антона и моя сестра сообщила нам, что убьет нас не больно.
Глава 33
В ранней молодости меня смущала какая-то избыточная ясность восприятия. Все было или хорошо и понятно или плохо и непонятно. И только где-то на самой глубине души плескалось, что на самом деле все должно быть по-разному. Поэтому я действовал по стандартам, указанным в простых песнях. Если я любил – я любил. Если я лечил – я лечил. Если я не знал, люблю я или нет – я бросал. Мне кажется, что именно из-за что все у меня было так просто, я все это забывал. И хорошее и плохое. Запоминаются-то сложности…
Например, не так давно, когда я в очередной раз брюзжал по поводу Дины, Антон напомнил мне совершенно забытую историю, как мы, веселые, очень молодые и не очень пьяные (нельзя же, правда, быть одновременно веселым, трезвым и умным!) возвращались с одного из первых концертов «АукцЫона».
Жизнь казалась настоящей. Точнее об этом как-то не думалось. Матвей встал на руки и прошел так метров двадцать по занесенной снегом улице пока не грохнулся, подскользнувшись на обледеневшем канализационном люке. Причем как раз в тот момент, когда я закричал на всю улицу: «В здоровом теле – здоровый дух!»