Вполне типичный вечер. Они частенько коротали так время после работы и школы, но что-то зацепило его, что-то было не так, и он не сразу смог сообразить, в чем дело.
В библиотеке не было книг.
Как он сразу не обратил на, это внимание? Все книжные полки, от пола до потолка, были пусты. Темное дерево открывшейся стены придавало комнате такой же дух формальности, как и книги, однако складывалось ощущение, что они сидят в пустой комнате, в пустом доме, в заброшенном доме, и эффект был неприятным.
Что могло случиться с книгами, размышлял Нортон. Куда они могли подеваться? Все отцовские книги находились на месте, в его кабинете.
Но это было в другом Доме, в современном Доме.
Он растерялся. Может, он уже на Другой Стороне? Может, Дом дал ему возможность навестить призраков, души убитых членов его семьи? Или благодаря причудливому течению времени, искривленному Домом, все временные пласты могут сосуществовать одновременно? Может, Дом в состоянии перекидывать его из одной эпохи в другую по собственному желанию?
Как бы там ни было, в данный момент он готов к встрече с семьей. Он сделает это позже, когда немного придет в себя, наберется сил, а сейчас ему хочется побыть одному, подумать, разобраться.
Он всегда пытался внушить своим ученикам мысль о способности прошлого оказывать влияние на настоящее, втолковать, что на любые действия есть противодействие, у каждого события - свои последствия, которые волнами накатываются на будущее. Не исключено, что в этом суть происходящего с ним в данный момент. Не исключено, что Дом дает ему возможность обнаружить источник таких волн, разошедшихся во все стороны, и воскресить Кэрол, повлиять на жизнь Дэниэла, Сторми, Лори и Марка.
Может, он дает ему шанс все изменить?
Мысль эта возбуждала и пугала одновременно, но эмоции были слабыми и скорее личностными. Если то, что сказал Биллингсон - Биллингс, - правда, если Дом - Дома - действительно поддерживают существование барьера, защищающего физический материальный мир от вторжения Другой Стороны, тогда это не менее важно... нет, даже важнее, чем получить шанс вернуться назад во времени и убить еще не создавшего нацизм Гитлера.
Но всерьез проникнуться этой мыслью он не мог. Видимо, дело в том, что она была для него еще достаточно новой, а с идеей о гнусных преступлениях нацистской Германии и Второй мировой войны в целом, закрепленной в мировом общественным мнении, он прожил уже более полувека, тем не менее Нортону казалось, что его проблемы гораздо скромнее по масштабу, гораздо более личные и локальные.
Учитывая последствия, это, может быть, и к лучшему.
Нортон отошел от двери, стараясь не шуметь, и вернулся в коридор. Даже спустя столько лет он прекрасно помнил, где расположены скрипучие половицы, и благополучно избегал их.
В очередной раз он оказался наверху лестницы. Вглядываясь вниз, он вдруг заметил на одной из стен граффити - огромное лицо, нарисованное голубым мелом, весьма примитивное изображение, словно исполненное не очень способным пятилетним ребенком.
Меловая физиономия подмигнула ему.
И улыбнулась.
Из кое-как прорисованного рта торчал один зуб; это должно было бы придать лицу дурацкое, смешное выражение, но Нортону почудилось в этом нечто дикое, и он побоялся спускаться вниз, побоялся пройти под этим взглядом. Странно, но в природе человека заложено гораздо сильнее бояться мелких, соизмеримых вещей и явлений, нежели крупных и даже гигантских. Не разговоры о Другой Стороне и загробной жизни, не вероятность жестоких последствий эпического масштаба, а именно этот примитивный рисунок мелом вызвал тот смертельный ужас, от которого сохнет в глотке, стынет кровь и сердце готово выскочить из груди.
Круглая физиономия качнулась влево, качнулась вправо, однозубая пасть открылась и закрылась.
Она смеялась.
Нортон пустился бежать Без мысли, без плана, без паузы для выбора варианта и взвешивания последствий. В эту секунду ему хотелось лишь одного - оказаться как можно дальше от этого жуткого рисунка и его пугающих гримас Он мчался по коридору со всей возможной скоростью, на которую были способны его старые ноги. Мелькнула мысль остановиться перед библиотекой, чтобы не обнаружить себя, но в голове живо стоял образ подмигивающей и качающейся круглой физиономии, с жутким щелканьем, напоминающим звук школьного кинопроектора, разевающей и закрывающей пасть, и он только прибавил скорости.
Он промчался мимо библиотеки, надеясь, что остался незамеченным, но не стал останавливаться, чтобы убедиться в этом. Он планировал добраться до лестницы в задней части дома, но остановился раньше, боясь и здесь увидеть очередное граффити. Впрочем, на этой стене ничего не было. По крайней мере он ничего не разглядел в этом полумраке. Глубоко вдохнув и собравшись с мужеством, он ринулся вниз.
До конца ступенек он добрался без инцидентов и немедленно отскочил в сторону. Грудь ломило с такой силой, что он всерьез опасался сердечного приступа. Однако в следующую секунду он уже устыдился своего трусливого бегства. Отходя от лестницы, он поклялся, что больше никогда не поддастся этому страху. Он ударился в панику, действовал инстинктивно; в следующий раз он не даст сбить себя с толку и всегда будет думать, прежде чем совершать то или иное действие.
В следующий раз?
Да. Следующего раза не миновать.
Нортон огляделся. В этом Доме он прожил до восемнадцати лет, провел в нем (либо в его факсимильной копии) последние несколько дней, но в данный момент не мог с уверенностью сказать, в какой точке Дома он находится. Пересекающиеся коридоры и запертые двери выглядели незнакомыми, и чувство направления, похоже, ему отказало. Если не изменяет память, задняя лестница должна выходить к прачечной и кладовым. Окружающая обстановка совсем не напоминала район прачечной, но он подошел к ближайшей закрытой двери и толкнул ее.
За дверью оказалась огромная, в два раза больше библиотеки, как гостиная и столовая вместе взятые, комната. Никакой обстановки. Никаких картин на стенах.
В комнате не было ничего, за исключением книг.
Книги, сотни книг были расставлены вертикально на полу, как костяшки домино, образуя цепь, которая самым причудливым способом покрывала собой почти всю площадь комнаты; она поворачивалась, изгибалась, пересекала самое себя, переламывалась под острыми углами...
Он не мог сказать, полагается ему сделать так или не полагается, но это было именно то, что ему хотелось сделать, и Нортон пнул ногой ближайшую к себе книжку, после чего несколько минут смотрел, как все они валились друг за дружкой, наполняя комнату дробным глухим перестуком пыльных переплетов и шлепками обложек.
Замысловатая волна катилась по комнате не менее двух минут; глаза его не отрываясь следили за тем, как она ушла к противоположной стене, поплескалась там и в конце концов вернулась обратно к двери, где и улеглась окончательно у его ног.