Амнезия - читать онлайн книгу. Автор: Сэм Тэйлор cтр.№ 58

Если верить моему дневнику, я узнал о смерти Адама в апреле, однако память упрямо помещает печальную весть в начало июня, когда мы готовились к выпускным экзаменам, а жара все усиливалась. Я давно уже бросил попытки вбить в голову еще какие-то цифры и факты. Напряжение сменилось апатией. Я ощущал волнение только перед первым экзаменом, затем испытания превратились в рутину, и я безропотно входил в класс расслабленной походкой приговоренного. Ничего не помню о самих экзаменах — в памяти осталось лишь помещение, в котором они проходили: квадратное, с окном в дальней стене, через которое я пялился на яркую зелень и окружающие дома; скрип вентилятора, гонявшего по комнате теплый воздух и приподнимавшего с парт листки — словно волна рук, проходящая по стадиону; и, наконец, силуэт Джейн Липскомб напротив окна. Джейн смотрела куда-то вдаль и, кажется, так и не написала ни слова.

Я снова был безнадежно влюблен в нее. Последние несколько месяцев чувство только усиливалось, вероятно, от сознания того, что время, отпущенное нам двоим, истекает с каждой минутой; что приходит конец тринадцатилетней дружбе, близости, страсти. Втайне я еще надеялся, что мы с Джейн поступим в один университет и наши отношения закончатся свадьбой, но с началом экзаменационной лихорадки понял, что все это пустое и моим детским мечтам не суждено сбыться. Джейн наверняка завалит экзамены, и наши пути разойдутся, чтобы никогда больше не сойтись. Я уже начал испытывать ностальгию по нашему совместному прошлому и настоящему. Странное это чувство, хотя вряд ли такое уж редкое, — ностальгия по настоящему, которому вскоре суждено стать прошлым. В наших отношениях с Джейн появилась какая-то новая теплота: я гладил ее по щеке, мы посасывали пальцы друг друга, тайком сжимали руки. Мы больше никогда не упоминали о Треве. Синяки на предплечьях Джейн исчезли. Я по-прежнему ни о чем ее не спрашивал.

Сегодня я понимаю, что в глубине моего чувства к Джейн лежала неуверенность в себе. Чем сильнее я хотел уехать и оставить привычный круг общения, тем страшнее мне становилось. Мне предстояло отправиться туда, где я никого не знал и никто не знал меня. В глубине души я понимал, что отчаянно молод, наивен и беспомощен в общении с посторонними, все детство провел в мечтах и грезах наяву и теперь трушу, что этот защитный кокон, этот пузырь из фантазий и снов наяву лопнет. В каком-то смысле Джейн была таким же хрупким пузырем: тем, что защищало меня и что я сам стремился защитить. Мои чувства к Джейн подстегнула смерть Адама. Он ушел, оставив меня наедине с гаснущими воспоминаниями, а теперь вот и она собиралась меня покинуть. Я цеплялся за Джейн из страха, что без нее мое прошлое рассеется без следа.

Наконец-то мы сдали последний экзамен — английский устный — и теперь были свободны как ветер. Стоял жаркий летний полдень. Мы собрались вместе, все две дюжины выпускников: кто-то радостно жег тетрадки и учебники, кто-то бросал печальные взгляды на здание школы, которое нам предстояло оставить навсегда. Затем мы отправились в паб через дорогу от школы, где сначала навалились на сэндвичи и чипсы, а потом принялись методично накачиваться пивом.

События того дня совершенно изгладились из моей памяти. На следующее утро я проснулся в своей постели полностью одетым. Голова раскалывалась. Я пытался сложить в уме части головоломки, а они никак не хотели складываться. Дверь отворилась, и с чашкой чая в руках вошел Филипп Бейтс. Наверняка он тоже мучился похмельем, но, кажется, пребывал в превосходном расположении духа.

— Ну ты вчера и отколол…

— В первый раз, что ли?

— Неужели ничего не помнишь?

— Э… кое-что помню.

— Ну ты даешь!

— О чем ты?

— Я и не знал, что ты так сохнешь по Джейн Липскомб!

— Не знал? По-моему, это бросалось в глаза.

— Да нет, я, конечно, видел, что она тебе нравится, но…

— Что но?

— Ты же просто сошел с ума по ней!

— Брось, на английском мы с ней такое проделывали…

— Что-то не припомню, чтобы на английском ты рыдал.

— Рыдал?

— Пару часов, не меньше. Да ладно, неужели не помнишь?

После часа мучительных препирательств я вытянул из Филиппа горькую правду. Начал я с поглаживания ее колена. Затем принялся целовать руки, щеки, шею Джейн и клясться ей в вечной любви. Она только улыбалась — что взять с пьяного? Однако когда я потянулся к ее груди, Джейн заволновалась. Я уселся ей на колени и поцеловал Джейн в губы. Я умолял ее не уходить, обещал быть хорошим, просил стать моей женой. Джейн сказала, что у нее уже есть приятель и ему вряд ли понравится, если она выйдет за другого.

— Чертов Трев, — пробормотал я, — тупая скотина.

— Скотина и есть, — спокойно отвечала Джейн, — поэтому год назад я его бросила.

Так значит, целый год Джейн была одна и ждала, что я предложу ей встречаться! А я? Я сходил с ума по Клэр Бадд, а когда снова вспомнил о Джейн, она уже встретила Марка, своего нынешнего. Я проворонил свой шанс! Осознав это, я залился слезами, и меня вывели из паба, чтобы не мешал посетителям. Джейн пыталась успокоить меня, но я так ушел в свои переживания, что ничего не желал слышать. Вскоре она ушла, а я даже не попрощался с ней. Что было потом, не так уж важно: мы ехали в такси, меня рвало в унитаз, я снова рыдал. Филипп уверял, что я битый час изводил его пьяными бреднями об Адаме Дрейкоте и темноволосой школьнице, мимолетности жизни и величии поэзии.

— Я пытался вникать, но ты был так пьян и нес такую околесицу, что я почти ничего не понял, — признался Филипп.

Я поблагодарил его за то, что дотащил меня до дома, а спустя два дня укатил в Париж.

В Париж я приехал ранним вечером и сразу же отправился на поиски дешевых хостелов, указанных в путеводителях. Однако куда бы я ни обращался, мест не было. Мне объяснили, как добраться до дешевой гостиницы, но я заблудился, устал и присел на пороге какого-то административного здания. На часах было около полуночи. Я боялся сам не знаю кого: не то хулиганов, не то полиции. Никогда бы не подумал, что смогу уснуть в таких условиях, но когда я снова пришел в себя, занимался рассвет.

Я открыл глаза. Солнечные лучи просвечивали сквозь зелень листвы. Даже воздух был другим: теплее, мягче, ароматнее. Я не мог поверить, что нахожусь в Париже и всю ночь проспал на чужом пороге. Я был одинок, дрожал от холода и так зажат, что ни за что на свете не смог бы обратиться к кому-нибудь по-французски или просто заглянуть незнакомцу в глаза. И все-таки я ощущал себя бесконечно счастливым. Все происходило именно так, как мечталось когда-то. Наконец-то и для меня наступило долгожданное будущее!

Набравшись смелости, я отправился на прогулку по туристическим достопримечательностям: Эйфелева башня, Нотр-Дам, центр Помпиду. Три ночи я провел в хостеле, а потом сел на поезд, идущий на юг, в Ниццу. Никогда не забуду, как проснулся на следующее утро и увидел за окном виноградники и оливковые деревья в розовых солнечных лучах; открыл окно, и в ноздри ударил теплый аромат. О, прекрасный юг! Я снимал комнату вместе с двумя ирландскими девчонками, одна из которых (к явному неудовольствию своей подружки, которая полночи вертелась и тяжко вздыхала, давая нам понять, что не спит) делила со мной кровать. Затем я посетил Венецию, Верону, Рим и Мюнхен, где утратил девственность в громадной палатке с одной вусмерть пьяной австралийкой. Когда я кончил, она прошептала чье-то имя — Джон? Джефф? Уже не помню, в любом случае, не мое. Потом я долго гадал, не ошиблась ли она палаткой, но, скорее всего, моя пьяная подружка просто вспомнила парня, с которым ей когда-то было хорошо. Когда на следующее утро я проснулся, она уже ушла. Я даже не помню, как она выглядела.