Амнезия - читать онлайн книгу. Автор: Сэм Тэйлор cтр.№ 24

«Я мог бы замкнуться в ореховой скорлупе и считать себя царем бесконечного пространства, если бы мне не снились дурные сны» [5] — этими гамлетовскими словами можно описать мою тогдашнюю жизнь. Днем все кажется таким простым и понятным, так легко поддается объяснению. Деревья в окне; вереница безразличных лиц в вагоне метро; полосы солнечного света и кондиционированный воздух офиса; череда букв, точек и пробелов на экране монитора. Ничто в окружающей реальности не рождает страха, не меняет форму и не выделяется на общем фоне. Все хорошо, все нормально. Я спокоен и доволен жизнью, но стоит только закрыть глаза и провалиться в сон, как все меняется, и под безмятежной поверхностью проступает отвратительная изнанка. Мое прошлое. Ад.

Просыпаясь, я стараюсь поскорее забыть эти сны, убеждая себя, что они — всего лишь создания моего воспаленного воображения. Но если это так, почему они приходят снова и снова? В какой части моего мозга рождаются эти бесконечные ужасы? И почему моя тихая и безупречная во всех отношениях жизнь управляется ночными кошмарами?

Сегодня я уже не помню этих снов. Вряд ли даже тогда я смог бы пересказать их в подробностях, во всяком случае сюжеты и образы ускользали, как только я просыпался. Зато я прекрасно помню свои ощущения: холодный пот, тошнота, головокружение, чувство вины и страх.

В начале 1998 года я рассчитался с долгами, но это не доставило мне особенной радости. Я снова ощущаю внутреннюю пустоту. Кому нужна эта правильная, безрадостная жизнь, если я все равно несчастен? Я задумываюсь о том, чтобы бросить работу, заняться романом или отправиться в путешествие. Снова начинаю пить. В первый и последний раз в жизни вызываю проститутку по телефону. Сны просачиваются сквозь ткань дневной жизни. Я чувствую, что снова сползаю вниз по скользкому склону. Этот склон не выходит у меня из головы. Я понимаю, что рано или поздно страсть к саморазрушению снова захватит меня: от скуки, развращенности, ненависти к себе или вовсе без причины.

Двадцать пятого мая 1998 года компания, владеющая журналом, объявляет о сокращении штатов. По решению руководства я становлюсь одной из «неизбежных жертв». Сэм Кейн, сообщивший мне новость, пытается подсластить пилюлю. Увольнение — лишь следствие серьезных финансовых трудностей и не имеет отношения к моим заслугам. Что я чувствую, слушая его монолог? Смущение, неудобство? Наверное. За Сэма, который вынужден произносить эти пустые слова, и за себя, ставшего объектом чужой жалости.

Подробностей того вечера я не помню. В Сохо я забредаю в бар и хорошенько надираюсь. Как ни странно, в голове все время крутится фраза из «Коммунистического манифеста» (я прочел его лет девять назад, лежа в постели, на едином дыхании, словно какой-нибудь триллер). «Все застывшее, покрывшееся ржавчиной, разрушится…» Фраза эта звучит печальным эхом в ночи, когда я возвращаюсь в офис, — тело еле держится на ногах, но мозг ясен и трезв. Я сообщаю администратору в холле, что пришел за своими вещами. Он удивленно смотрит на меня и просит подождать минуту, но в это мгновение открывается дверь лифта. Я слышу его крики за спиной, но уверенно нажимаю на кнопку верхнего этажа. Затем воспоминания становятся обрывочными и смутными: поваленные столы, кресло, угодившее прямо в окно; залитый огнями Лондон подо мной; шестью этажами ниже заманчиво извивающиеся улицы; испуганные и строгие голоса, чьи-то руки, вцепившиеся в меня железными тисками; мигающий датчик на потолке. И наконец — милосердное забвение.

Два месяца я живу в родительском доме. Теперь я и вправду ощущаю себя инвалидом. Обостряется аллергия. Один из врачей выписывает мне круглые небесно-голубые пилюли, которые я до сих пор принимаю. Целый день я не вылезаю из постели, читаю, смотрю телевизор, иногда греюсь на скамейке в саду. Тихое, довольно нудное существование. И поскольку мне совершенно нечем занять мозги, я становлюсь фанатичным болельщиком.

Футбол я люблю с детства, но никогда не был фанатом. Теперь предстоящий Кубок мира становится главным событием в моей жизни. Я часами размышляю над составом национальной сборной, выискивая оптимальный вариант; вырезаю таблицы из газет и пытаюсь предугадать результаты групповых матчей, игроков, которые забьют мяч, и даже на какой минуте это случится. Я провожу столько времени, грезя о предстоящем футбольном празднике, что сегодня при мысли о нем на ум приходит не то, что случилось на самом деле, а то, что я успел нафантазировать до открытия чемпионата.

Сам чемпионат становится разочарованием. Тем не менее, когда Англия разбивает Колумбию со счетом 2:0, я воодушевляюсь и больше всего на свете мечтаю о том, чтобы «наши» стали чемпионами. Сегодня, когда я пытаюсь понять, почему так страстно желал этого (и страсть эту со мной разделяли тысячи людей), то не нахожу внятных объяснений. Я никогда не считал себя особенным патриотом и не гордился тем, что я англичанин. Осознание того, что я родился на острове Шекспира, Блейка, «Битлз», Стоунхенджа, Озерного края и Корнуолла, омрачалось смутным стыдом и отвращением при воспоминании о некоторых событиях нашего прошлого и настоящего. Наверное, в то время жизнь моя была так пуста, что обещание славы, пусть быстротечной, рождало надежду. Если мы побьем Аргентину, любовь победит смерть, а на смену страху придет радость!

Мы играем с аргентинцами вечером тридцатого июня, во вторник. Я смотрю матч не дома, а в пабе С. — курортного городишки на южном побережье, где родители сняли домик на неделю. Первые два дня отпуска я не могу думать ни о чем другом — только о предстоящем матче. Захватывающая игра, но Англия проигрывает по пенальти, и пока остальные на чем свет ругают Бекхэма и судью, я сижу в немом изумлении. Снаружи влажно и темно. Я пьян, подавлен и стыжусь проявлений своего недавнего бесполезного патриотизма. Наверное, со стороны я напоминаю мальчишку с бечевкой, на которой висит лопнувший воздушный шарик. Я бесцельно брожу по берегу, потом, заметив далеко впереди огни ярмарки, направляюсь туда.

Я узнаю этот парк аттракционов. В детстве я не раз бывал в нем и теперь меланхолично шатаюсь вокруг, одержимый ностальгией. Я думаю о своей жизни, о том, что со мной случилось. Мне кажется, что жизнь зашла в тупик, что где-то я свернул не туда и в результате стал не тем, кем должен был стать.

Я почти ничего не помню о той ночи, кроме красно-белого полосатого шатра с вывеской: «Мадам Нечто — медиум и предсказательница будущего». Я медлю у входа. Гадалкам я не верю, но сегодня я пьян, отчаянно несчастен и нуждаюсь в утешении, в предсказании счастливого будущего, которое пока представляется мне мрачной засушливой пустыней при свете холодных звезд.

Предсказательница с порога сообщает мне, что я еще не встретил свою любовь. Я делаю непроницаемое лицо. Твоя любовь ждет тебя, продолжает колдунья. Она говорит что-то еще, чего я уже не помню, и под конец, всмотревшись в свой хрустальный шар, произносит: «После двадцать девятого дня рождения жизнь твоя безвозвратно изменится».

Выйдя из шатра, я смеюсь, впрочем, смех звучит неуверенно. Затем я пешком возвращаюсь в наш съемный домик. Собирается дождь, с моря дует сырой ветер. Скоро в джинсах и футболке я начинаю дрожать. Я размышляю о том, что на деле могут означать неясные слова предсказательницы. Глупости, до тридцати еще нужно дожить, да не верю я ни в какие предсказания! Я благополучно забываю о словах колдуньи до тех пор, пока спустя три месяца не встречаю Ингрид и впервые по-настоящему не влюбляюсь.