— Жду вас в «Небесном рыцаре». — Сантини отключается.
Мики пробивается сквозь поток машин, мчась к югу от Бродвея с ревущей сиреной. Обернувшись на заднее сиденье, Воорт видит мятый пакет с сандвичами, который так и лежит там с полудня.
— Ривердейл, — бормочет он.
— Что из того?
— Уэнделл оставил в квартире папку с надписью «Ривердейл», но вот хочет ли он, чтобы мы ехали туда, или сам в ту сторону направляется? А если идет сам, то почему тогда радуется, что мы нашли папку? Радуется, что мы все поняли неправильно, и, значит, записка обманывает. Ничего не понимаю.
— Приятно знать, что мы на пороге разгадки. Посмотри на хорошую сторону дела. Может быть, Уэнделл истечет кровью до смерти.
— А может, я неправильно истолковал эту дерьмовую записку. Может, она никак не связана с учительством и Уэнделл убивает кого попало, как ты говорил это с самого начала. Он просто псих.
— Спасем последнюю жертву, Воорт, и разберемся.
— Да, спасем мошенника.
Мики прорезает Центральный парк, выскакивает на Пятьдесят девятую улицу, пролетает на красный свет, чтобы попасть на Пятьдесят шестую. С запада, похоже, идет гроза, не обращая внимания на прогноз погоды.
— Мы удаляемся от Ривердейла, скорость около сорока миль, — говорит Мики. — Поешь, и будешь чувствовать себя получше. Сандвичи неплохие.
— Почему же у меня не выходит из головы, что мы делаем ошибку? — спрашивает Воорт.
Глава 15
Температура переваливает за девяносто градусов по Фаренгейту, побивая все рекорды, вызывая падение напряжения, навлекая на город гигантскую грозу с другой стороны Гудзона. Оказавшись на улице, Уэнделл видит огромные сине-белые вспышки над небоскребами. Быстро наползающие тучи закрывают звезды. Уэнделл чувствует запах озона и электрических разрядов.
Ему нехорошо.
Никто не обращает внимания на него, плетущегося от Первой авеню вниз по Пятьдесят шестой улице к востоку. Очень мало кто из прохожих смотрит на предгрозовые всполохи, основная масса спешит домой, чтобы опередить яростную грозу.
«Немного кружится голова, но, по-моему, это не из-за потери крови. Никогда не думал, что скажу тебе это, Воорт, но когда я стоял над Прайсом — мертвым, как и мой сын Бен, — ярость куда-то исчезла и я понял, что обвинял тебя в том, что не было только твоей виной. Я сделал из тебя козла отпущения. Это было легче, чем совершать поступки, и легче, чем размышлять над своими ошибками».
Патрульная машина с бледным силуэтом водителя проплывает в каких-то двадцати футах от преступника, арест которого сделал бы карьеру этому полицейскому. Не заметив своей оплошности, он скажет вечером жене: «Другим полицейским все время везет, а мне никогда».
«Ученик превосходит ожидания учителя, — говорит Уэнделл в микрофон на шее. — Однако ученик создает мне новые трудности. Ты поразил меня, Воорт, тем, что признал свою ошибку, и тем, как находишь связь между моими подсказками. Но так ли уж ты хорош?»
В небе носятся и трещат синие молнии.
«Шесть лет назад ты чуть не убил меня, а теперь сделал противоположное. Но вот вопрос — не играешь ли ты со мной в прятки? А может быть, знаешь, куда я направляюсь?»
Уэнделл останавливается и ненадолго прислоняется к зданию, чтобы передохнуть, а потом, сделав над собой усилие, отталкивается от стены. Он проходит мимо закрытого антикварного магазина, опущенных ставней пиццерии, освещенных окон жилого дома. Воздух тих и горяч, а электрические вспышки творят в небе карусельное шоу.
Воротничок священника исчез, он брошен в лифте офиса Прайса. Дипломат валяется в укромном углу табачного магазина, где Уэнделлу понадобилось всего несколько минут, чтобы превратиться из священника в художника: стильные очки в черной оправе, серьга из фальшивого бриллианта в левом ухе и черный берет — это лицедейство завершило переход от человека воздержания к человеку эксцесса.
Уэнделл — художник, актер, кинорежиссер — произносит, тяжело дыша сквозь пульсирующую боль: «Несколько крошечных перемен чрезвычайно меняют восприятие».
Он подходит к небольшой открытой стоянке машин, которая расположена через дорогу от моста и огорожена забором с колючей проволокой наверху. Машины на стоянке притиснуты бампер к бамперу и громоздятся на гидравлических площадках. «Открыто 24 часа, — гласит вывеска на хибарке сторожа. — Спрашивайте наши специальные цены, если паркуетесь до 5 часов утра».
Уэнделл передает сторожу корешок квитанции, которую получил вчера, оставив здесь свой «шевроле-нова», но прихватив с собой ключ от багажника. Там лежат папки, которые он забрал из квартиры, аккуратно сложенная форма дорожного полицейского, шляпа, мятый темный костюм, висячие бачки и длинная борода, делающая Уэнделла похожим на еврея-хасида, бинокль ночного видения, новый бумажник с фальшивым удостоверением личности, восемь тысяч долларов, пара обойм с пулями девятого калибра, запасной глушитель для «глока», старая коробка из-под макарон фирмы «Ронзони», набитая магнитофонными пленками с многомесячными записями, а также восемь конвертов из плотной коричневой бумаги со штемпелями и марками, приготовленными для отправки экспресс-почтой в телерадиокомпании и редакции газет. В них содержатся результаты его расследования, длившегося двадцать один месяц.
— С вами все хорошо? — спрашивает сторож.
— Я только что из больницы.
— Сорок восемь баксов, дорогой, — говорит с восточноевропейским акцентом вороватый сторож. — Если вы оставляете машину на срок более суток, то платите по более высокому тарифу.
Он вытирает крем от пончиков с толстых губ и шаркающей походкой удаляется с деньгами Уэнделла, которые кладет себе в карман, а не в кассу. «Вероятно, он костерит папу, президента, первый прилет марсиан», — думает Уэнделл, однако следит, как работник начинает отгонять соседние машины, чтобы освободить взятую напрокат «нову».
«Ты в Ривердейле, Воорт? Вот что мне надо знать».
Он дает «на чай» сторожу, проверяет багажник, лихо выезжает со стоянки и включает радиостанцию, передающую только новости.
Он едет к северу по Первой авеню, а затем поворачивает на Шестьдесят вторую улицу, к магистрали Франклина Делано Рузвельта. Над Ист-Ривер и небоскребами Гарлема сверкают молнии.
«Веди машину ровно».
Однако боль вынуждает Уэнделла остановиться, чтобы передохнуть и перевязать рану. По одной из радиостанций он слышит: «Пятнадцать тысяч долларов. Такая награда обещана компанией Халла за информацию, которая приведет к аресту и осуждению убийцы».
«Вероятно, эта сумма меньше той, которую Халл получил в виде взятки», — мелькает мысль у Уэнделла.
«Эй-би-си удалось выяснить, что сын Ная был одним из трех учащихся, которые погибли, когда три года назад в школе Натана Хейла рухнули перила», — старается напугать диктор Эй-би-си, но вместо страха возникает волнение.