Так вот как выглядит это дерьмо!
Газета продолжает рассказ о том, как красив этот человек, как проворен и просвещен. Кто писал статью — его любовница?
Уэнделл читает: «Совершив экскурсию по своему историческому дому, награжденный детектив сидел в саду, прихлебывая „Лафроэг“. „Отец вбивал в меня мысль — если не отдаешь работе всего себя, то лучше не работай“».
«Мне хотелось бы заставить страдать и тебя. Чтобы ты увидал, на что похоже страдание».
— Эй, Уэнделл, Алана грозится устроить в субботу день рождения Гриссома, ему стукнет пять.
— Я пошлю подарок, но не приду.
Но Уэнделл не удивляется, услышав в этот день звонок в дверь, когда вчитывался в статью о Воорте, которую вырвал из газеты, а из интеркома доносится голос Тони. Уэнделл знал, что рано или поздно Алана вытащит его на какое-нибудь семейное торжество. Удивляет лишь одно — что у Тони в руках куртка и галстук.
— Я нашел твой размер у нас на складе, Уэнделл. Что моя сестра хочет, то и получает. А она хочет, чтобы ты пришел на день рождения Гриссома. — Через час он добавляет, ведя фургон к домику на Астория-авеню: — Можешь вернуться в свою нору завтра, но сегодня ты будешь развлекаться.
Несмотря на апрель, окна сверкают гирляндами рождественских огней, подвешенных в виде арок. По аллее к дому Аланы идут родственники с подарками, а она приветственно машет кондитерской лопаточкой. Ей весело и приятно всех видеть.
— Дядя Джонни, это Уэнделл, мой бывший учитель, о котором рассказывала. Гриссом, этот человек выдавал мне табель успеваемости, когда я была школьницей.
Уэнделлу кажется, что прошло тысяча лет с тех пор, как он был в гостях. И чувство у него такое, словно он стоит по другую сторону окна и смотрит через стекло, как поют и разрезают торт.
— Вы играете в пул, Уэнделл? Мы устроили маленький чемпионат в цокольном этаже. — Слова мужа Аланы.
— Как насчет кусочка именинного пирога? Называется «Черный лес». — Слова тети Аланы.
Собравшиеся поют: «С днем рождения, Гриссом…»
Мальчик улыбается и разворачивает подарки. Организм Уэнделла наслаждается сладостью шоколада, он впитывает его, и шоколад, кажется, через кровь проникает в сердце.
Как-то в Массачусетсе на лыжной прогулке с Марсией, вспоминает Уэнделл, он застрял на подъеме и отморозил пальцы. Потом он вернулся в домик, сорвал перчатки и поднес руки к огню. Когда стали возвращаться болевые ощущения, появилась и нервная дрожь. Как только чувствительность полностью восстановилась, руки просто горели.
Теперь Уэнделл играет с пятилетним мальчиком в шашки, читает книжку-раскладушку и чувствует, как ему сдавливает грудь и не хватает воздуха, он не может вдохнуть полной грудью.
— Эй, учитель! Помоги убрать со стола.
Праздник окончен, и мальчик спит. Взрослые вытирают стол, заворачивают остатки именинного торта, кладут в комнате мальчика новые рукавицы для софтбола и настольные игры — а Уэнделл приходит в себя.
Пока Тони надевает куртку, Уэнделл берет свежий номер «Нью-Йорк дейли ньюс». Он слишком устал и не понимает, что видит на третьей странице. Но когда ему удается сосредоточиться, ноги подкашиваются. Жуткий заголовок не меняется и не исчезает.
«Это я виноват, — мысленно кричит он. — Нет-нет-не-ет!»
Уэнделл чувствует, как оживают нервы, посылая импульсы в нервные узлы. С него градом льет пот. Нужна мощная разрядка. Похоже, все запертые внутри организма дверцы открылись, и внезапно Уэнделл растворяется в потоке концентрированной ярости, которая все это время копилась и которую он старательно подавлял.
— Бедные дети, — говорит Алана.
— Ой, парень, — произносит Тони.
Уэнделл не в силах говорить. Внутри он весь корчится от боли, и это дает толчок началу отложенной метаморфозы. Он крепко зажмуривается, словно человек в маске опять стоит около него, словно бейсбольная бита только что саданула по левой ноге и раздробила голень, а человек наклоняется к Уэнделлу и говорит, чтобы он заткнулся, не дергался и никому не говорил о случившемся.
Ноги горят от боли, голени выворачивает, внутри все пылает огнем. Только бы не вырвало.
Тони говорит, что в пять утра надо ехать в Лонг-Бич — там ликвидируется магазин и им отдадут мебель. Пора уходить, чтобы рано встать, а новости, может быть, передадут по радио, и они попробуют послушать их в дороге. Спрашивает, в порядке ли Уэнделл.
Тот едва слышит. Сердце грохочет как барабан.
— Уэнделл?
Он несколько лет не был в порядке, а сейчас мертвый встает, просыпается наконец. Никогда больше он не будет в порядке.
Уэнделл извиняется и бежит в ванную.
Мертвый вернулся.
Глава 13
Интернет — великолепное средство в помощь лгунам. Двенадцатилетний мальчик продает через Интернет «профессиональные биржевые сведения». Заключенный выходит в Сеть, чтобы предложить лесистое имение в Мэне, — оно и впрямь лесистое, но там еще и никчемное болото. Секретарша весом в двести фунтов размещает свои усовершенствованные фотографии — прыщи стерты, бедра приведены в божеский вид, сделаны пышные волосы, и все это для завлечения любовника. Сорокалетний юрист болтает с девушкой пятнадцати лет и предлагает встретиться в кино.
«Не говори маме», — набирает он на компьютере в два часа ночи в своем кабинете, а в соседней комнате спит жена.
«Я до вас доберусь» — это уже детектив из отдела по борьбе с сексуальными преступлениями из Вестчестера собирается арестовать извращенцев.
Теперь вот и Воорт сидит за компьютерной клавиатурой Уэнделла Ная — нет времени возвращаться в офис, — чтобы связаться с женщиной, которую он не может увидеть или услышать и никогда в жизни не встречал. Марсия, бывшая жена Ная, якобы ждет вопросов в монастыре в Турции. С такой же легкостью с ней можно связаться из подвала в Куинсе, где сидят хакеры.
Воорт представляет себе отвесные скалы, крест на вершине каменного парапета и гиену, рычащую на блеск молний. В голове у Воорта пение монахов сливается с кликом клавиш. Американский турист сидит на трехногом табурете, как молочница, и набирает текст на ноутбуке.
«Привет, я детектив Воорт. Спасибо, что согласились поговорить со мной».
По личному опыту Воорт знает, что откровенные моменты беседы могут дать последние нити к разгадке и обнаружению преступника. Чувствует ли себя информатор удобно? Как ведут себя он или она — хвастливо или застенчиво? Если чересчур говорлив — это внешнее проявление стресса. Теребит ли он мочку уха, когда нервничает? Поправляет ли она машинально волосы всякий раз, когда придумывает ложь?
И при отсутствии какой-либо заметной поддержки Воорту необходимо установить связь и одновременно попытаться оценить далекую незнакомку на другой стороне света — ни в коем случае нельзя ее оттолкнуть.