«Остановите его, и, вероятно, тогда мы будем в состоянии вам помочь», — сказал Динс.
Сделав над собой неимоверное усилие, Воорт возвращается мыслями к Уэнделлу. Он не может больше тратить время впустую.
— Дело в том, — говорит он, — что я допустил промах шесть лет назад, а вырезки Уэнделла начинаются три года назад. К чему копить гнев? Неужели он потратил три года, чтобы вычислить меня?
— Он мог сделать это, получив записи Службы спасения, — кивает Мики. — Они общедоступны.
— Тогда что же им движет? Сидит три года сложа руки и вдруг начинает делать снимки и магнитофонные записи.
Воорт чувствует, что у него рождается идея.
— Пленок недостаточно, чтобы вычислить преступника, — хмурится Азиз. — Всякий раз, когда они начинают говорить что-то стоящее, возникают чертовы помехи… «белый шум».
Белье все крутится и крутится, как в животе у Воорта.
— А это значит, — говорит Воорт, и его идея начинает оформляться, — он узнал, что мы здесь появимся.
— Оставив фото Габриэль? Я так не думаю, — говорит Динс.
— Забрал все нужное и оставил для нас кое-что специально, — говорит Воорт и поднимает руку, предупреждая возражения. — Давайте разберемся. Квартира чистая. Книги и папки упорядоченны. Даже обувь в шкафу и та стоит по линеечке. Он любитель все делать по плану. Теперь подумайте об уликах, который мы обнаружили на сегодняшний час. Ни отпечатков, ни ДНК. Имеем только то, что он нам оставил.
— Теперь у нас есть отпечатки пальцев и ДНК, — говорит Азиз, но видно, что он расположен к Воорту. Ведь раньше они работали вместе.
— Вместо того, чтобы спрашивать, почему здесь нет больше, чем есть, давайте зададимся вопросом, почему это здесь. Он оставляет снимок Вьера, и поэтому мы знаем о его причастности к убийству. И забирает все, что может рассказать о причине.
— Вы идете у него на поводу, — бросает Азиз.
— Я размышляю, — поправляет Воорт. — В каждой записке он дозированно выдает информацию. Первая из них подала нам мысль о сегодняшней годовщине.
— А вторая подсказала год, на котором надо сосредоточиться, и обе указали на того, кто может найти ответ. Это вы, — подхватывает Ева.
— И значит, минутку, если мы посмотрим на квартиру как на третью запланированную подсказку — и это вполне вероятно, поскольку он направил нас сюда, — то теперь этой самой подсказкой он говорит нам, что расследует какое-то дело.
— Тогда почему не скажет нам, что за дело?
— Не знаю.
Азиз качает головой:
— Так почему же он выдает себя до конца дела? Зачем передает нам свое имя, если не хочет, чтобы мы остановили его?
Воорт обдумывает сказанное, в животе огонь.
— Не знаю.
— Теперь тебя можно понять, — говорит Мики.
— Он учитель, — продолжает Воорт, упорно думая вслух. — Учитель делает записи на магнитофон. Оставляет подсказки. Посвятивший жизнь детям, любимый школьниками учитель оставляет работу, бросает семью, хоронится в подвале и с риском для жизни делает записи… опасные записи. А затем он начинает убивать, и мы должны понять почему, вне зависимости от его записей… Он ведет следствие. Посмотрите на книги в его доме. Половина — из разряда «Как делать…» и «Как стать…», написанные от первого лица.
— Люди постоянно сходят с ума, — пожимает плечами Мики.
— У него нет криминального прошлого. Дети явно любили его. Кто-то избил его шесть лет назад и пригрозил, что ему не стоит идти в полицию. Он не объяснил, откуда у него раны, и не обнародовал записи. Почему же ему угрожали шесть лет назад?
Ева выглядит заинтересованной, а Азиз жалким.
— Вот к чему я прихожу, — говорит Воорт. — И это только возможность — что, если он учит нас?
— Начинаешь питать нежность к этому типу? — говорит Мики. — Может, вы с Уэнделлом поладите и станете друзьями? Ты сохранишь работу, а он пообещает не дубасить тебя до смерти.
«Видимо, в этом здании было нечто вроде взрыва лет пять назад», — думает Воорт, а в бездумном и глупом хороводе крутится белье, ритмично хлопает, и этот ритм отзывается в голове у Воорта старым детским стишком:
Школьники поют: «Где остановиться, не знает никто».
Но пора прекратить теоретизировать и перейти к четким планам. Воорт — олицетворение жертвы — стоит на заднем плане, а тем временем Азиз и Ева обращаются к журналистам, называют имя Уэнделла, признают ошибку Воорта и призывают убийцу остановиться или выйти на связь.
«Вот этого он не сделает, — думает Воорт. — Но попробовать стоит».
Ева непременно станет умолять Уэнделла позвонить, будет просить прощения за промах Воорта, покажет фоторобот и призовет весь город искать бывшего учителя.
— Может быть, это и поможет, — говорит Динс, но в голосе его только надежда, не уверенность.
— Если вы правы, Воорт, — задумчиво произносит Азиз, — мы предупредим об опасности тех, к кому он идет… и его будут ждать.
— Это облегчило бы работу, — кивает Мики.
— И если относится к делу, — говорит Ева, — то я понимаю, каким образом оказалась замешанной Габриэль, бывшая проститутка, но как быть с Халлом?
— Халл работал на Управление образования, хотя не могу представить, где он мог пересечься с учителем гражданского права, — пожимает плечами Воорт и старается не думать о том, что для него значит увольнение из полиции. — Если бы на месте Уэнделла был я, тоже не поверил бы полицейским. И даже не после того, что случилось со мной.
Теперь уже 20.00, и на Манхеттене Уэнделлу говорят, что он может войти в кабинет Эйдена Прайса.
— Эйден — большой старый медведь, — говорит миловидная секретарша. — Я уже к тому времени, как вы освободитесь, уйду домой.
Глава 11
«Увидеть — значит поверить». Старая поговорка лжет.
Город доказывает это всякий день. Уличный полицейский оцепенело смотрит, как на него летит потерявший управление «шевроле». Брокер наблюдает, как реактивный самолет врезается во Всемирный торговый центр. Обломки рушатся на брокера, а он думает, что авиадиспетчеры, должно быть, бастуют. Бандит направляет пистолет на банковского кассира, а тот говорит себе: «Как в кино».
Истина состоит в том, что даже когда видишь, не значит — веришь, задержка во времени может погубить. Если хочешь остаться в дураках, то город тебе поможет.
И вот шесть лет назад ошеломленный Уэнделл Най стоит в Центральном парке и видит, как быстро удаляется Филипп Халл. Первый проблеск понимания — вероятно, только что совершена гигантская ошибка.
«Я показал ему удостоверение, и он теперь знает мое имя».
Музыка на карусели, кажется, становится громче, и солнце припекает макушку Уэнделла. Чувствуя тяжесть в руках, он смотрит на свой «Никон» и понимает, что так и не сделал снимок встречи Халла с юристом.