Карл, не смутившись, продолжил:
— Вы владеете компанией «Квадрангл». С ней пришлось повозиться, мы думали, что это издательская фирма. Но это всего лишь прикрытие. Вы использовали ее только для трех целей. Во-первых, чтобы оплачивать услуги наемной убийцы, женщины, которую я знал под именем Тонни. Во-вторых, чтобы заплатить мне за книгу «Гедеон». И в-третьих, чтобы перечислить пять миллионов долларов на счет Гарри Вагнера. Гарри, курьера, который приносил мне страницы из дневника. Он еще был агентом секретной службы. И — какое совпадение! — Карл посмотрел на Элизабет Адамсон, — находился в распоряжении первой леди.
Карл шагнул к Элизабет и встал рядом, глядя ей в глаза.
— Вы не могли опубликовать сам дневник, тогда бы президент сразу же догадался, кто это сделал — его собственная жена. Но, получив от меня художественное произведение, вы смогли убедить мужа, что худшие из его опасений оправдались — ключевые эпизоды той ужасной истории каким-то образом всплыли наружу. Вы заставили Гарри выкрасть дневник Норы и снять копию. Вы послали его в Нью-Йорк с конвертом, прикрепленным к ноге липкой лентой. Вы могли прикрывать периодические отлучки Гарри и превратили его в мальчика на побегушках.
— Гарри был геем, — вмешалась Аманда. Когда Элизабет резко обернулась, вопросительно глядя на девушку, она с победной улыбкой добавила: — Он оставил нам крошечную зацепку. Коробку спичек. Оказалось, что она из гей-бара «Порт погрузки». Если бы начальство узнало об ориентации Вагнера, его бы вышвырнули из секретной службы. И вы его шантажировали.
На лицо Элизабет нельзя было смотреть равнодушно. В ее взгляде читалась такая сила, что Аманда отступила назад.
— Я стану президентом Соединенных Штатов! — с яростью прошипела Элизабет Адамсон. — Я рождена для этого!
— Элизабет, не говори ни слова! — приказал лорд Огмон строго.
Элизабет не обратила внимания на его слова. Ее глаза пылали, поведение стало властным и надменным.
— Если вы попробуете меня остановить, я буду биться с вами в суде. Через прессу. В любое время, где угодно. И я выиграю!
— Элизабет!
Со стороны Огмона это был приказ, громкий, не терпящий возражений, и Элизабет замолчала. И тогда он произнес, уже тише и спокойнее:
— Нет необходимости с ними сражаться.
Все взгляды устремились на Огмона. А тот не отрываясь смотрел только на Грэнвилла.
— Насколько богатым хотели бы вы стать, мистер Грэнвилл? В самых смелых мечтах? Потому что я могу сделать вас очень, очень богатым.
Какой-то миг Карл стоял, безучастно уставившись на Огмона. Когда наконец он заговорил, в его голосе звучало недоверие.
— И это все? После того что случилось, вы думаете, что все свелось к этому? К деньгам?
— Ну конечно! — ответил Огмон. — К чему же еще? — Он повернулся к Аманде. — Хотите руководить газетой? Только скажите какой. Если она еще не моя, я куплю ее для вас. — Затем он обратился к отцу Патрику: — Хотите собственную церковь? Или благотворительный фонд? Детскую больницу?
Следующей была мать Томаса Адамсона. Ей Огмон сказал:
— Нора, неужели вы хотите стать свидетелем того, как уничтожают наследие вашего сына? Только во имя дешевой, пошлой мести? Я могу прославить память о Томасе Адамсоне как никто другой. Я сделаю так, что он останется героем в памяти всех людей мира. — Огмон снова посмотрел на Карла. — Мои журналисты раздобудут совершенно новые факты, свидетельствующие о вашей невиновности. Через несколько дней у нас будет признание настоящих преступников.
— Каких преступников? — требовательно спросил Карл.
— Это не ваша забота. Я найду их. И уличу.
Лорд Огмон подошел к окну и посмотрел на высокие лилии, растущие в саду. Затем стремительно обернулся к Карлу.
— Ты доставил мне немало хлопот, сынок. Но я, как и Нора, готов пойти на уступки. Я разумный человек. Прими мое предложение. Для тебя оно очень выгодно. Считай, что это почти победа.
Карл долго молчал, затем наконец произнес:
— Вы в ответе за смерть четырнадцати человек. Люди — не одноразовые салфетки. Их нельзя использовать и выкидывать.
— А почему бы и нет? — заметил Огмон, пожав плечами. — Это развлечение, мой мальчик. Политика. Это и есть жизнь.
Карл пристально посмотрел на лорда, а тот продолжил:
— Примите предложение. Вам меня не достать. Слишком много людей и вещей находятся под моим контролем.
— Но если это так, — вмешалась Аманда, — зачем вообще что-либо предлагать?
— Так проще, — без колебаний ответил Огмон, — и слишком многое поставлено на карту. Я сейчас на грани действительно выдающегося достижения. Когда Элизабет придет к власти, то сделает то, от чего так упрямо и недальновидно оказывался ее муж, — отменит санкции по отношению к Китаю, введенные в связи с нарушением прав человека в этой стране. И тогда я смогу заключить сделку с китайским правительством о спутниковых телекоммуникациях, заработав на ней больше ста миллиардов долларов.
Лорд Огмон начал ходить перед окнами туда-сюда, все больше воодушевляясь от собственных слов.
— Вы можете хотя бы представить себе сумму в сто миллиардов долларов? Сомневаюсь. А поверите, если я скажу, что здесь даже не в деньгах дело? Вряд ли. Но правда в том, что в современном мире существует новая валюта, которая куда важнее денежных знаков, — информация. Тот, кто контролирует информационные потоки и решает, что будут знать люди, обладает настоящей властью. Я вот-вот стану самым могущественным человеком в истории. Под моим контролем будет то, что миллиарды людей смотрят, читают и думают. И поэтому я смогу руководить их поступками. Их правительствами. Я смогу контролировать всех. И поверьте, это не фантастика, а самая настоящая реальность. — Он остановился, взволнованно провел рукой по волосам и снова продолжил: — Ради всего этого я готов сделать вам предложение. И вы его примете.
Карл посмотрел на Аманду. Затем перевел взгляд на отца Патрика и Нору Адамсон.
— Не советую думать слишком долго, сынок, — сказал Огмон. — Вы проделали замечательную работу. Но в итоге у вас нет ничего, кроме догадок и предположений. Никто не поверит ни единому слову. Особенно из уст опасного преступника, находящегося в розыске.
— Наверное, так оно и есть, — признал Карл. — А вот результатам ДНК-теста поверят.
— Какого еще ДНК-теста? — медленно переспросил Огмон. — Теста чего?
— Останков, — произнесла Нора Адамсон хрипло, еще раз сделав знак отцу Патрику.
Когда он открыл дверь, в комнату вошла хрупкая древняя негритянка. У Элизабет перехватило дыхание, когда она увидела старуху. До этой минуты бывшая первая леди была уверена, что все получится. Что эти люди с радостью возьмут предложенное. Что они такие же алчные, как другие. Но она сразу узнала пожилую женщину, узнала по безупречно ровному темному родимому пятну вокруг левого глаза, похожему на клеймо.