— Вообще-то, — начала Эллен, — полгода назад все и вправду сильно изменилось, но этого следовало ожидать.
— Почему?
— В связи с реорганизацией, — вступил Гарри.
Джастин сделал рукой жест, мол, «вот с этого места поподробнее». И Гарри пояснил:
— Сперва мы по большей части проводили маркетинговые исследования для компаний, которые к нам обращались. В «Роке» Рональд, по сути, то же самое делал.
— В «Роке»?
— «Рокуорт и Уильямс».
— Стоп, — не понял Джастин, — а при чем тут «Рокуорт и Уильямс»?
— Рональд там работал, до того как основал «Ла Салль груп».
— Он работал в «Рокуорт»?!
— Ну да. Он был главой их местного филиала, представлял «Эр энд У» в Провиденсе. Мы с Эллен числились под его началом.
— А меня он переманил из бостонского «Ситибанка», — добавил Стэн.
Джастин жестом показал, чтобы они помолчали и дали ему подумать. Что-то слишком часто стала попадаться эта «Рокуорт и Уильямс». Неизвестно, даст это что-нибудь или нет, но пройти мимо ни в коем случае нельзя. Нужно во что бы то ни стало выяснить, каким боком она тут замешана.
— Так, ладно, продолжим. В чем состояла реорганизация?
— Мы начали больше инвестировать сами, а с клиентами общались уже напрямую, не через «Эр энд У».
— Что изменилось для вас?
— Во-первых, личного обслуживания стало больше. Если работаешь с клиентами напрямую, значит, они могут выдернуть тебя откуда угодно в любое время, — посетовал Гарри, которого такое положение дел явно не устраивало.
— Во-вторых, больше разъездов, — подключилась Эллен. — Особенно это коснулось Рональда. Он постоянно уезжал на какие-то встречи, переговоры.
— А список его клиентов и тех мест, куда он ездил, у вас найдется?
Эллен, кивнув, передала ему папку.
— Я так и думала, что вы попросите. Миссис Ла Салль предупредила, поэтому я сразу приготовила.
— Там все?
— Все, о ком я знаю.
Джастин поймал ее на слове.
— Полагаете, есть и такие, о ком вас в известность не ставили?
Она задумалась.
— Нет вроде бы. Только…
— Только Рон становился каким-то скрытным, — продолжил ее мысль Стэн.
Гарри метнул на него предостерегающий взгляд, но Джастин поспешил воспользоваться ситуацией и попросил Стэна пояснить, в чем проявлялась скрытность.
— Да конкретно ни в чем, — отозвался тот. — Но у меня возникло чувство, что у него появились такие дела, которые он с нами обсуждать желанием не горит. Со мной уж точно. Я, честно говоря, решил, что он мной почему-то недоволен.
— Глупости, — поспешно вставила Эллен.
— Наверное, — согласился Стэн. — Действительно, с чего бы? Год у меня был удачный. Но все равно складывалось впечатление, что он пытается отгородиться.
Джастин повернулся к Гарри Беру.
— У вас такого впечатления не складывалось? По поводу себя, разумеется, не Стэна.
Гарри, подумав, кивнул.
— Да, похоже на то. Как-то непонятно. Но не настолько, чтобы выяснять, в чем дело.
— Вот-вот, — подтвердил Стэн. — Толком не скажешь.
Джастин собирался продолжить с вопросами, но его опередила Эллен:
— Невероятно, как подумаешь… Рональд и Эван Хармон, так сразу, почти одновременно. Просто жуть берет!
Джастин постарался не выдать волнения.
— Рональд знал Эвана Хармона?
— Конечно, — кивнул Гарри. — Еще по «Рокуорт».
— Они вели дела вместе?
— Иногда.
— А в последнее время?
— Довольно часто, — сказала Эллен. — Особенно когда мы уже расширились.
— «Восхождение» входило в число ваших клиентов?
— Крупнейших, — ответил Стэн. — Даже, наверное, он и был самым крупным.
— Над чем именно они совместно работали, знаете?
— Мы делали для «Восхождения» много разных исследований. Эван с Рональдом регулярно встречались.
Эллен кивнула на папку:
— Там все есть. Я постаралась расписать как можно подробнее.
Они беседовали еще минут двадцать, хотя вопросы у Джастина к тому времени уже кончились. Так бы сидел и сидел, разговаривал и никуда больше не ходил. Но молодые люди начали беспокойно ерзать и поглядывать на часы — все-таки суббота, выходной на исходе. Джастин подумал, не пригласить ли их на ужин, выпить по бокалу чего-нибудь освежающего. Здравая мысль. Хотя нет, это для него здравая мысль, а им вряд ли хочется тратить драгоценный субботний вечер на ужин с мрачным копом, у которого все мысли только о расследовании. Им бы домой, там ждут не дождутся жена или муж, или любимый, а может, собака или, на худой конец, телевизор. Они десять раз подумают, прежде чем согласятся с ним поужинать. А может, сто раз или даже тысячу. Поэтому он не стал их никуда приглашать, сказал «спасибо» и пожелал приятно провести выходные. Ему ответили, что постараются.
Родители, как выяснилось, не садились ужинать без него, и Джастин мысленно поблагодарил их. Он умирал от голода и устал как собака, поэтому хотя бы на пару часов расслабиться и ни о чем не думать казалось очень кстати. Джастин смешал себе водки с мартини, добавил три оливки, и отец, который всегда делал этот коктейль именно так, выпил с ним. Потом Джонатан принес бутылку великолепного «Шатонеф дю Пап», они сели за стол, и Джастин постарался как мог поведать родителям, что делал весь день. Он опустил подробности, которые их явно встревожили бы: то, что случилось в «Ла дольче вите», стычку с агентом ФБР у полицейского управления. Зато с толком и расстановкой пересказал разговор с Викторией. Даже сейчас он не мог сдержать обиды и накопившегося раздражения.
— Рана еще слишком свежа. И потом люди справляются с горем по-разному, — начал оправдывать ее Джонатан. — Кого-то оно пугает.
— А кто-то застревает в нем надолго, — подхватила Элизабет. — Ты вот свое очень долго не мог пережить.
Джастин оторвался от бокала.
— Мам, ты считаешь, я уже все пережил?
Она печально улыбнулась в ответ.
— Я считаю, что, когда мы переживаем горе и боль, мы меняемся. Это как рана. Если сломать ногу, она уже не будет прежней — останется шрам, или хромота, или начнет ныть перед дождем. Когда-нибудь все заживет… шрам станет незаметным, нога разработается, но той, что раньше, уже не будет. Что-то изменится. Не обязательно к худшему, просто изменится. Рано или поздно ты привыкаешь, осваиваешься, ты по-прежнему можешь бегать — пусть не так быстро и далеко, но можешь. Жизнь продолжается. То же самое с горем, только рана никому не видна, и шрам тоже потом никому не виден. Но ты все равно меняешься, и с этими изменениями тебе потом жить. Со временем ты привыкаешь, осваиваешься. Все душевные терзания, все муки, которые ты перенес, никуда не делись, но жизнь продолжается.