Тим сидел отвернувшись от нее:
– Правильно. Потому что конституция избирательна.
– Тимми, не будь самодовольным и заносчивым.
– Не называй меня Тимми. – Он положил пульт на кофейный столик. – Ладно тебе, Дрей, этот спор непродуктивен.
– Непродуктивен? – Она усмехнулась. – У меня есть право день-два побыть непродуктивной, тебе не кажется?
– Но мне сейчас не очень хочется попадать под прицел.
– Тогда оставь меня в покое.
Он был рад, что так и не повернулся к ней и она не могла видеть его лицо.
– Я не хотел…
– Если ты пошел к Кинделлу той ночью, тогда ты должен был его убить. Убить, когда была возможность это сделать.
– Если ты так мною недовольна, почему бы тебе не пойти и не убить его?
– Потому что я не могу этого сделать. Я буду первой подозреваемой. Тебе же Фаулер принес это дело на блюдечке с голубой каемочкой. Оружие, место преступления. Суешь ему в руку пистолет, утверждаешь, что дело дошло до попытки убийства, и все. Никаких призрачных сообщников, которыми ты нас замучил, и никакого Кинделла на всю оставшуюся жизнь. – Она захлопнула альбом. – Правосудие торжествует.
Голос Тима прозвучал спокойно и ровно:
– Может быть, если бы ты забрала Джинни из школы, у тебя не было бы чувства вины, которые ты переносишь на других.
Он не видел, что она собирается его ударить, пока ее кулак не сбил его с дивана. Дрей налетела на него и стала яростно молотить. Он отшвырнул ее, перекатился на спину и встал на ноги, но она вскочила с дивана и замахнулась на него. Тим перехватил ее запястье левой рукой, правой схватив за локоть. По инерции она врезалась в книжный шкаф. На них дождем посыпались книги и рамки от картин, что-то разбилось.
Дрей быстро вскочила на ноги и снова бросилась на него. Она дралась, как хорошо обученный полицейский, что было вполне естественным, хотя мысль об этом никогда не приходила ему в голову. Он схватил ее за оба запястья, чтобы не покалечить. Они качнулись назад, Тим ударился о стену и пробил ее лопаткой, но продолжал держать Дрей. Он оттеснил ее назад и, сделав подножку, положил ее на пол на спину. Она отчаянно сопротивлялась и кричала, когда он лег на нее. Его бедра сжались, чтобы защитить пах; он держал головой ее голову, чтобы она не могла укусить его за лицо или ударить его лбом по лбу. Он действовал абсолютно бесстрастно – голая стратегия, против которой у слепой ярости не было ни единого шанса.
Дрей дергалась из стороны в сторону и ругалась как сапожник, но он не отпускал ее, повторяя как заклинание ее имя, мягко уговаривая успокоиться, дышать глубже и перестать драться. Лицо Дрей горело, и было мокрым от пота и слез.
Буря за окном утихла, оставив после себя лишь дождь. Прошло пять минут, а может быть, и двадцать. Наконец, убедившись в том, что ее гнев себя исчерпал, он отпустил ее. Дрей встала. Он осторожно потрогал кожу вокруг глаза, припухшего от ее удара. Тяжело дыша, они смотрели друг на друга посреди битого стекла и упавших книг.
В дверь позвонили. Потом еще раз.
– Я открою, – сказал Тим. Не спуская глаз с Дрей, он, пятясь, дошел до двери и открыл ее.
Мак и Фаулер стояли на крыльце, скрестив на груди руки. На Маке была форменная шапка Фаулера, которая явно была ему маловата и торчала на макушке, как тюбетейка, на Фаулере – шапка Мака, поля которой наезжали ему на глаза, настолько она была велика. Старый трюк, преследующий цель рассмешить дерущихся, когда полицейских вызывают на домашние разборки.
Увидев, что никто не смеется, Фаулер сдвинул шапку назад.
– К нам поступила жалоба от вашего соседа Хартли. Вы что, ребята, дубасите друг друга?
– Да, – Дрей вытерла кровь с носа. – Я выигрываю по очкам.
– Но сейчас у нас все под контролем, – сказал Тим. – Спасибо, что заглянули. – Он хотел было закрыть дверь, но Фаулер поставил в проем ногу, а Мак заглянул Тиму за спину и посмотрел на Дрей:
– С тобой все в порядке?
Она устало махнула рукой:
– Просто супер.
– Я серьезно, Дрей. Ты в порядке?
– Да.
– Мы не хотим составлять протокол. Мы можем уйти и быть уверенными, что вы не начнете все снова?
– Да, – сказала Дрей. – Конечно.
– Хорошо. – Фаулер перевел взгляд на Тима. – Я знаю, у тебя сейчас хреновый период в жизни, но не заставляй нас сюда возвращаться.
– Мы не шутим, Рэк. Если мы услышим из этого дома хотя бы один вскрик, я тебя лично оттащу в полицейский участок.
Тим закрыл дверь.
– Я не виновата в том, что не забрала ее. – Голос Дрей сорвался: – Черт тебя возьми, не смей, слышишь, не смей сваливать все на меня. Никто не мог предугадать, что так получится.
– Ты права. Прости.
Она снова вытерла нос; на рукаве водолазки осталось темное пятно крови. Потом прошла мимо него и вышла через переднюю дверь. Стоя под дождем, она повернулась к нему лицом. Ее волосы прилипли к щекам, подбородок был испачкан кровью, а глаза поблескивали зеленым:
– Я все равно люблю тебя, Тимоти.
Она так сильно хлопнула дверью, что со стены упала картина, и рамка раскололась.
Через разгромленную гостиную он прошел обратно на кухню, схватил стул и поставил его так, чтобы видеть дождь. Буря принялась бушевать с новой силой. По двору носились пальмовые листья. На лужайке лежал велосипед Джинни, одно из колес крутилось от ветра. Ржавый скрип был слышен даже сквозь шум дождя. Тим подумал, что это похоже на плач по его прошлой жизни, которая заключалась в том, что он строил песочные замки, пытаясь придать хоть какую-то форму хаосу. Теперь у него не было дочери, что оправдывало бы его будущее. Не было профессии, которая помогла бы держаться на плаву. Не было жены. Ужасная несправедливость этих потерь поразила его. Он старался выполнять все условия своего контракта с миром и все-таки оказался в абсолютном одиночестве.
Тим спрятал лицо в ладони.
В дверь позвонили.
Он почувствовал огромное облегчение.
– Андреа.
Бегом пронесся по гостиной, чуть не упал, поскользнувшись на книге.
Распахнул парадную дверь. На крыльце увидел темную мужскую фигуру. Человек едва незаметно сутулился – признак преклонного возраста или начинающейся болезни. Молния, сверкнув вдалеке, осветила его, но из-под шляпы были видны только губы и подбородок. Раздался удар грома, и Тим почувствовал, как вибрация рассекла воздух.
– Кто вы такой?
Мужчина поднял глаза. Вода струйками стекала с изогнутых полей виниловой шляпы.
– Ответ.
11
– Я не охотник до шутников, доброжелателей и зевак, – произнес Тим. – Выбирайте, что вам больше нравится: скорбящий отец или кровожадный судебный исполнитель. Теперь вы все видели. Отправляйтесь обратно на вашу радиостанцию, в ваш клуб или в вашу церковь и честно скажите, что пытались выполнить свой долг.