– Ты должен две тысячи долларов? Кому?
На этот вопрос Луи не ответил.
– Хэнк, мне нужны деньги, – сказал он. – Это правда очень важно.
– Долги за скачки?
Луи, кажется, был удивлен тем, что я в курсе, но, взяв себя в руки, улыбнулся:
– У меня много долгов.
– Ты проиграл две тысячи долларов?
Он покачал головой:
– Нет, немного больше. Это будет просто начальным взносом, а остальное я выплачу, когда получу деньги.
– Сколько же ты проиграл?
– Хэнк, мне нужно всего две тысячи.
– Я хочу знать, сколько ты проиграл.
Луи снова покачал головой:
– Мистер Бухгалтер, по-моему, это не ваше дело.
Луи стоял прямо передо мной, положив руки в карманы и практически не двигаясь. Он был абсолютно спокоен.
– С собой у меня нет таких денег, – сказал я. – Я же не могу прямо сейчас достать из ящика тебе две тысячи долларов.
– Банк рядом, через дорогу.
– Мне нужно время, – заметил я. – Приходи ближе к вечеру.
После того как Луи ушел, я сходил в банк и снял с нашего с Сарой счета две тысячи долларов. Вернувшись в офис, я сложил деньги в конверт и убрал в верхний ящик письменного стола.
Я пытался работать, но никак не мог сосредоточиться. День прошел впустую. Сначала я пытался разобраться с письмами, но потом оставил и это занятие, и начал читать журнал про охоту, который кто-то случайно оставил в моем кабинете.
Я понимал, что теперь мне неизбежно придется делить деньги, потому что иначе Луи не отдаст долг. Но я старался не думать об этом и пытался убедить себя, что сейчас просто покупаю время. Должен же был быть какой-то выход, я был уверен в этом, я должен был найти его. Надо было подумать и все просчитать.
Луи вернулся около пяти часов вечера. Он постучал в дверь и вошел, снова даже не дождавшись приглашения.
– Взял деньги? – спросил он. Мне показалось, что Луи торопился. И именно поэтому я решил действовать и говорить как можно медленнее.
Я наклонился, открыл ящик, достал конверт и положил его на край стола.
Луи шагнул вперед, чтобы взять деньги. Он открыл конверт, пересчитал купюры и улыбнулся.
– Спасибо, Хэнк, очень признателен тебе, – сказал Луи так, будто я сам предложил ему эти деньги.
– Больше ты ничего не получишь, – сказал я.
Луи еще раз пересчитал деньги и, как мне показалось, в уме сделал какие-то подсчеты.
– А когда родит Сара?
– Двадцать четвертого.
– На следующей неделе? – радостно переспросил Луи.
– В следующее воскресенье.
– И тогда мы поедем за деньгами?
Я пожал плечами:
– Не знаю, возможно, мне надо будет побыть дома некоторое время, пока все не успокоится. Так что, скорее всего, поедем в следующий выходной после родов. На буднях я не могу – работа.
– Тогда позвони мне, ладно? – добавил Луи, уже подходя к двери.
– Хорошо, я позвоню.
Саре я обо всем этом ничего не сказал.
Дни шли один за другим. За все это время я ни разу не видел и даже не говорил ни с Джекобом, ни с Луи.
Сара только и твердила, что о приближающихся родах. Ни о Луи, ни о Нэнси она не вспоминала.
Каждую ночь, лежа в кровати, я пересчитывал людей, которые знали о деньгах и обо всем случившемся. Я пытался просчитать, чего можно было ожидать от каждого из них… кто мог меня предать, кто мог подставить, кто мог донести на меня. Мне даже начали сниться кошмары – то мне снилось, что Луи хочет заколоть меня ручкой; то снился Джекоб с вилкой и ножом, пытавшийся съесть меня заживо; мне даже снилась Нэнси, которая, целуя Сару, шептала ей на ухо: «Отрави его. Отрави его. Отрави его».
Иногда я просыпался среди ночи в холодном поту и представлял, как ту самую банку из-под пива, которая валялась где-то около самолета, находит сотрудник ФБР, аккуратно поднимает ее, кладет в целлофановый пакет и отправляет на экспертизу.
Еще я думал о Карле. Я представлял, что он сидит в офисе в Ашенвилле и ждет, когда же, наконец, обнаружат обломки самолета, чтобы связать воедино донос Джекоба и смерть Дуайта Педерсона.
Потом они откопают труп, проведут экспертизу и подтвердится то, что смерть наступила из-за удушья.
Однако, несмотря на все мои страхи, ничего не происходило. Деньги по-прежнему лежали под нашей кроватью. Никто ни в чем меня не подозревал. Никто не составлял против меня заговоров. Луи оставил меня в покое. И в конце концов я начал смиряться с тем, во что превратилась моя жизнь. Постепенно я пришел к выводу, что вполне смогу жить и со своими страхами. По мере сил я научился контролировать их. Вскоре должен был родиться ребенок. Самолет найдут только весной. Через несколько месяцев после этого мы разделим деньги и уедем из города. И тогда все будет хорошо.
Рано утром во вторник, как раз когда я собирался на работу, у Сары начались схватки. Я отвез ее в больницу, которая была в пятнадцати минутах езды от Дельфии. В 18:14 Сара родила девочку.
5
Через четыре дня я привез Сару и ребенка домой. Малышка родилась здоровой и крепенькой. Она весила девять фунтов, и на шейке, ручках и ножках у нее были маленькие складочки.
По дороге домой мы придумали малышке имя. Мы решили назвать ее в честь бабушки Сары по линии отца – Амандой.
Когда мы вошли в дом, мне сразу же бросилось в глаза то, в какое состояние пришел дом за столь недолгое отсутствие Сары. Оказалось, что я совершенно неспособен следить за домом и поддерживать в нем чистоту и порядок – в раковине лежала целая куча грязной посуды, по комнатам были разбросаны газеты, в сливе ванной застрял клок волос, а о пыли на полках и столе я и не говорю.
Жену и дочь я сразу отвел наверх, в спальню. Аманду я положил в приготовленную для нее кроватку, которую поставил у окна. Сара прилегла на кровать и наблюдала за тем, как я укладываю малышку.
Кроватка, в которую я укладывал Аманду, была та самая, которую отец привез нам за неделю до несчастного случая. Когда-то это была наша с Джекобом кроватка. Отец сам сделал ее для нас.
Потом я спустился вниз, приготовил Саре чай и тосты и принес завтрак на подносе. Пока она ела, мы немного поговорили. Говорили мы, конечно, об Аманде – о том, как она кричала, когда была голодна, о том, как она смешно отдергивала ножку, когда ее щекотали за пяточку, о ее нежно-голубых глазах. Еще мы говорили о больнице. Сара рассказывала о ночной дежурной медсестре, о ее туфлях, которые скрипели так, будто в них была вода, и об утренней дежурной, очень милой девушке, которая смешно шепелявила, поэтому старалась как можно реже называть Сару по имени. Еще Сара рассказала о докторе, у него между передними зубами была большая щель, и он почему-то никак не мог запомнить, что Аманда девочка.