Мария нахмурилась, представив себе подобный вариант развития событий.
— Вы не против, если я сниму комнату на пленку, на случай если что-то такое действительно произойдет?
— Великолепно, дорогая. А я пока займусь осмотром ящиков.
Нажав на кнопку, девушка приступила к съемке, тщательно фиксируя помещение и медленно продвигаясь слева направо по направлению к дальнему углу. Она начала с фресок, последовательно снимая одну за другой. Закончив с ними, перешла к арочному потолку и к десяткам ящиков, что заполняли комнату.
Мария не догадывалась, что в одном из каменных ящиков их ждет самое важное открытие всех времен.
Тайна, которая раз и навсегда изменит ее жизнь и историю мира.
Глава 9
Отец Эрик Янсен… Из Ватикана… Распят… В замке Гамлета…
Ник Дайал понимал, что средства массовой информации сделают из этого сообщения сенсацию, если ему не удастся с самого начала каким-то образом убрать всякую связь с Шекспиром. С религиозным аспектом преступления он ничего поделать не мог — тот факт, что распят именно священник, невозможно скрыть, — но упоминания о Гамлете, по-видимому, можно будет избежать.
К несчастью, Дайал очень плохо разбирался в литературе, поэтому решил позвонить Анри Тулону, заместителю начальника отдела по особо тяжким преступлениям. Француз Тулон, главной страстью которого было хорошее вино, мог часами рассуждать на любую тему. Касался ли вопрос квантовой физики, футбольной статистики или рецепта фондю, у Тулона всегда находилось что сказать.
— Привет, Анри. Это Ник. У тебя найдется минутка поговорить со мной?
— Ну конечно, дружище, — ответил Тулон хриплым голосом.
— Анри, с тобой все в порядке? У тебя такой голос, как будто ты немного простужен.
— Oui.
[7]
Я в полном порядке. Просто вчера засиделся допоздна. Как обычно.
Дайал улыбнулся, нисколько не удивившись, что Тулон в очередной раз страдает от похмелья. Склонность француза к ночным увеселениям стала основной причиной того, что Дайал опережал его в продвижении по служебной лестнице. Впрочем, была и еще одна причина — стремление начальства Интерпола поручить руководство подразделения американцу, что в организациях с доминированием европейцев случалось совсем не часто.
— Ты не мог бы немного проконсультировать меня по поводу Шекспира? Ты много о нем знаешь?
— Больше его собственной матери.
— А о Библии?
— Больше Дэна Брауна. А почему ты спрашиваешь?
Дайал сообщил ему основные факты преступления и сказал, какая информация ему требуется. Ему нужно было ответить на вопрос: почему Янсена похитили в Риме, а убили в Дании?
— В шекспировскую эпоху и в его творчестве религия, конечно, играла большую роль, — ответил Тулон, — но я не могу припомнить ни одного героя Шекспира, которого бы распяли. В те времена подобное восприняли бы как ересь.
— В таком случае отвлечемся от распятия и сосредоточимся на убийстве. Кроме места преступления, ты не видишь в нем никаких других связей с «Гамлетом»?
— Сразу скажу: первое, что в нем привлекает внимание, — это надпись над крестом. Тот, кто ее придумал, несомненно, обладает блестящей фантазией. О каком «Отце» в ней идет речь? О Боге Отце, о персонаже шекспировской пьесы или о настоящем отце убийцы? На первый взгляд надпись намекает на пьесу. По ее сюжету принц Гамлет мстит за смерть короля, сын — за отца. В общем, идеальное соответствие. До тех пор, пока мы не начнем анализировать способ убийства. И тут очевидно одно: где распятие, там имеется в виду, несомненно, Христос, а отнюдь не Шекспир. Если бы убийце были важны ассоциации с «Гамлетом», он бы избрал меч или шпагу.
— Значит, все-таки религия?
— Совсем не обязательно. Возможно, речь идет об отце убийцы или отце жертвы. Но именно поэтому надпись и замечательна. Тебе придется отследить все названные варианты. По всей видимости, убийца хочет поиграть с нами в некую интеллектуальную игру.
— Возможно. Но тут есть и что-то еще, на что ты не обратил внимания.
— Например?
Дайал улыбнулся, с удовлетворением убеждаясь в том, что Тулону известно далеко не все.
— Убитый был священником. И надпись с тем же успехом могла относиться и к нему самому: Отцу Эрику Янсену.
— Это является еще одним свидетельством того, что надпись просто гениальна. Она легко запоминается и при этом настолько двусмысленна. Самый лучший способ привлечь внимание и, по сути, ничего не сказать.
— Поэтому я и решил позвонить тебе. Я подумал, что интеллектуальное совершенство можно победить лишь таким же интеллектуальным совершенством, — польстил Ник Тулону.
Тулон рассмеялся.
— Ладно, дай мне денька два, и я постараюсь что-нибудь раскопать. Кто знает, вполне возможно, я упустил и что-то еще.
— Спасибо, Анри, ценю твою поддержку. Но в конце хочу задать тебе еще один вопрос. И снова о религии. Ты представляешь, как выглядел крест, на котором распяли Христа?
Тулон глубоко вздохнул и запустил руку в седую копну волос, заканчивавшихся столь примечательным хвостом. Ему страшно хотелось закурить, но в здании Интерпола курить запрещалось. Порой он демонстративно нарушал запрет, чтобы показать, что он француз и ему наплевать на правила.
— Должен тебе сообщить, что ты не одинок в своих сомнениях. Большинство совершенно неверно представляют себе крест. А кстати, на каком кресте распяли твоего священника?
— На деревянном, из какой-то разновидности дуба.
— Я не о том. Какой он формы? Латинский? Тау? Греческий? Русский православный?
— Честно говоря, не знаю. Они все — и латинские, и греческие, и русские — для меня сплошная китайская грамота.
Тулон закатил глаза. «Ох уж эти безграмотные американцы…»
— Греческий крест очень просто определить. Он похож на знак «плюс». Все его перекладины одинаковой длины.
— Но не у креста Янсена. Он напоминает большую букву «тэ». Горизонтальная перекладина на самом верху.
Тулон тихо присвистнул.
— Тогда все верно.
— Верно? Что значит «верно»?
— Большинство полагает, что Иисус был распят на латинском кресте, то есть на таком, в котором перекладины пересекаются на расстоянии одной трети длины вертикальной перекладины от ее верха. Это заблуждение. Римляне использовали кресты в форме «тау», а вовсе не латинские.
— Вот как? Но почему тогда в церквях используют латинские кресты?
— Потому что в девятом веке христианские иерархи приняли его в качестве своего главного символа. Решение вызвало неоднозначную реакцию, так как первоначально крест такой формы был языческим символом, означавшим четыре главных ветра: северный, южный, восточный и западный. И все-таки христиане предпочли именно его кресту в форме «тау», так как последний в античном мире означал позорную смерть. Смерть преступника.