Он прошел вперед и снова вернулся.
— Могу я теперь вернуться на работу и постараться исправить ситуацию?
— Мы пришли сюда вовсе не из-за вашего погнутого бампера, — сказал Майло.
— Тогда зачем? Я занят!
— Успокойтесь, сэр.
— Не успокаивайте меня! Возможно, вы только что сломали всю мою жизнь, так что…
— Прекратите.
— Вы прекратите!
— Замолчите. Немедленно.
Что-то в голосе Майло остановило его. Клайн заломил руки.
— Начнем сначала.
— Что теперь? О Господи, — застонал Клайн, — я бог весть сколько не спал, так что не знаю…
— Тогда у нас есть кое-что общее, мистер Клайн. Я расследую убийство.
— Убийство? Кого-то убили? Кого?
— Кэт Шонски.
Напряжение Клайна спало, как будто ему всадили укол валиума.
— Вы шутите. — Он улыбнулся.
— Вы полагаете, это смешно?
— Нет, разумеется, это… какой-то абсурд. Вы меня ошарашили. Кто ее убил?
— Именно это мы и пытаемся выяснить. Почему абсурд?
— Кого-то убили. — Клайн сжал губы. — А почему вы разговариваете об этом со мной?
— Мы беседуем со всеми, с кем она встречалась.
— Выкиньте меня из этого списка. Мы с ней не встречались. Она сняла меня в клубе, в течение нескольких месяцев мы с ней иногда занимались сексом, затем оба поняли, что притворяемся и что дело того не стоит.
— Мужчине сложно притвориться, — заметил Майло.
— Вы все понимаете буквально, — фыркнул Клайн. — И не говорите, что с вами такого не случалось. Я говорю не о стоит или нет, а о том, что можно быть там, а на самом деле отсутствовать.
Майло не ответил.
— Ладно, — сказал Клайн, — допустим, вы мачо и можете делать это даже с банкой печенки. Я же ощущаю пустоту. Она всегда отсутствовала. Мы решили остаться друзьями, но и из этого ничего не вышло.
— Почему?
— Потому что мы не нравились друг другу. — Клайн слегка отступил, видимо, сообразив, какие можно сделать выводы из этого заявления. — Послушайте, в последний раз я ее видел, наверное, полгода назад. С той поры у меня было две подружки; если хотите поговорить с ними, милости просим — они вам расскажут, какой я белый и пушистый.
Он быстро назвал имена, Майло записал.
— Вы в самом деле собираетесь им звонить? Глупо. Хотя валяйте, почему бы и нет; может, в случае с Лори это сработает мне на пользу и она снова мною заинтересуется.
— Почему?
— Я буду для нее выглядеть опасным и все такое, — объяснил Клайн. — Я безопасен, и в этом моя загвоздка. Лори считает, что я такой средний, что почти ничего собой не представляю. Да я и сам так себя ощущаю. Не ем, не сплю, а теперь вы еще разрушили мою карьеру. — Рори визгливо рассмеялся. — Черт, может, лучше перерезать себе вены? — Он потер руки. — И это будет на вашей совести.
Майло промолчал.
— Знаю, я все знаю. Надо отдохнуть, заняться йогой, пить витамины. Звучит как реклама спортзала. Я отдохну, когда сдохну.
— Тогда, полагаю, Кэт сейчас отдыхает, — спокойно произнес Майло.
Клайн захлопнул рот и попытался стоять неподвижно, ограничившись раскачиванием на каблуках.
— Поверить невозможно.
Майло спросил его, где он был, когда Кэт Шонски ушла из клуба.
— Здесь, — ответил Клайн.
— В Лос-Анджелесе?
— Здесь, — повторил Рори. — Работал.
— Работали в выходные?
— Что такое выходной? Если хотите, можете проверить по журналу охраны, но, умоляю вас, не делайте этого. Мне только хуже будет.
— Вы часто так делаете? — поинтересовался Майло.
— Что именно?
— Работаете по выходным?
— Черт, да. Иногда я по нескольку дней не ухожу домой. Эд Ламока двадцать лет назад установил рекорд: десять дней не мылся. Извел всех придурков радиоактивными амбициями и космической телесной вонью. Они испарились быстро, эти придурки, в основном уроды из Лиги плюща, которые считали, что прямиком из Гарварда попадут к Брэду Питту. Я учился в Калифорнийском университете, меня подгонял голод.
— Что вы можете сказать нам о Кэт Шонски? — спросил Майло.
— Большая притворщица, — ответил Клайн. — Не только в смысле этого, во всех отношениях. Как будто ей хотелось прожить жизнь другого человека.
— Чью, например?
— Кого-нибудь богатого и ленивого. Второе качество у нее уже наличествовало.
— Она вам не нравилась.
— Я уже это сказал.
Мы задали еще несколько вопросов, упомянув о роскошных лимузинах и сексуальных отклонениях. Все это прошло мимо Клайна, который мог говорить только о себе.
Когда мы повернулись, чтобы уйти, он остался стоять.
— Вы можете возвращаться на работу, — разрешил Майло.
Клайн не двинулся с места.
— Послушайте, если из этого получится большая история, которую смогут использовать Брэд, Уилл или Рассел, дайте мне знать. Я позабочусь, чтобы вы тоже на этом хорошо заработали.
— Надо же, спасибо, — улыбнулся Майло.
— Чудненько! — И Клайн рысью рванул назад.
Пока Майло вез нас к Валли, я дозвонился до одной из подружек Рори Клайна, юриста по имени Лори Бонхардт. Та отозвалась о нем как «нюне и половой тряпке» и заявила, что никакой склонности к насилию в нем не наблюдала. Потом поинтересовалась:
— Что он натворил?
— Он знает человека, который попал в беду.
— Знает человека? — Лори засмеялась. — Если это все, забудьте. Для агрессии требуется усилие, а единственное, к чему стремится Рори, — это выпить и поспать. Я ему советовала начать что-нибудь принимать, может быть, это разбудит его тщеславие. Моя собачонка постоянно пристраивалась к его ноге, а Чи не позволяет себе таких телодвижений ни с кем другим. Знаете, что это означает?
— Склонность к покорности, — ответил я.
— Мужчина второго сорта. Натуральный вице-президент.
Когда Майкл Браунинг услышал о несчастье, случившемся с Кэт, глаза его увлажнились.
Грудь колесом, борода цвета ржавчины, пять футов шесть дюймов в ботинках на толстой подошве, грубые руки лесоруба с волосатыми запястьями. На нем была желтая с синим рубашка, красный галстук из сверкающей парчи, завязанный большим узлом, и кожаные плетеные подтяжки. А также замшевые туфли цвета кофе с молоком в прекрасном состоянии.
Офис Браунинга размещался на первом этаже и представлял собой квадратную клетушку среди дюжины других таких же в огромном зале.