Чему не бывать, тому не бывать - читать онлайн книгу. Автор: Анне Хольт cтр.№ 14

— Уже почти половина одиннадцатого.

Хоть ее смех и звучит робко, но все-таки она смеется, подумал Ингвар. Он внимательно всматривался в ее лицо, пытаясь отыскать следы раздражения, но видел только ямочки на щеках и продолжительный искренний зевок.

— Пойду посмотрю на детей, — сказала Ингер Йоханне.

Ему нравилось наблюдать за тем, как она ходит. Она была стройная, но не худая. Даже сейчас, спустя всего две недели после родов, она двигалась с мальчишеской проворностью, которая заставляла его улыбаться. Бедра были узкие, плечи прямые. Когда она наклонилась к Рагнхилль, волосы мягко упали ей на лицо. Она заправила их за уши и что-то сказала. Рагнхилль легко посапывала.

Он прошел за ней в комнату Кристиане. Она осторожно открыла дверь. Девочка спала ногами на подушке и размеренно дышала, одеяло лежало под ней, укрывалась она пододеяльником. Комнату наполнял легкий запах сна и чистого постельного белья. Ингвар обнял Ингер Йоханне.

— Ну что? Ведь получилось, — прошептала она, и он слышал, что она улыбается. — Магия сработала. Спасибо.

— За что?

Ингер Йоханне не ответила. Ингвар не отпускал ее. Беспокойство, которое она пыталась подавить целый вечер, вновь охватило ее. Она почувствовала его приближение еще днем, когда Ингвар позвонил, чтобы коротко объяснить, почему он опаздывает; однако тогда ей удалось на время отвлечься. Она всегда была такой беспокойной. Она беспокоилась из-за детей; из-за мамы, которая в свою очередь волновалась об отце — у него был уже третий сердечный приступ, и он не всегда мог вспомнить, какой сегодня день; из-за своих исследований, хотя не была уверена, что когда-нибудь к ним вернется. Из-за кредита на дом и неисправных тормозов на машине. Из-за безалаберности Исака и войны на Ближнем Востоке. Причины находились всегда! Днем она открыла одну из своих многочисленных медицинских книг, чтобы узнать, являются ли белые пятнышки на передних зубах Кристиане симптомом того, что она пьет слишком много молока, или какого-то другого нарушения в питании. Беспокойство, угрызения совести и чувство неуспеха — для нее это было нормальное состояние, с которым она постепенно научилась жить.

Но тут было что-то другое.

В полумраке, чувствуя спиной тепло тела Ингвара, прислушиваясь к почти неслышному дыханию спящего ребенка — напоминаниям о каждодневном счастье и защищенности, — она силилась определить источник тревоги, которую ощущала, источник чувства, будто она знает что-то, чего никак не может вспомнить.

— Что с тобой? — прошептал Ингвар.

— Ничего, — тихо ответила она и, выйдя, осторожно закрыла за ними дверь в детскую.

Она уже много лет не решалась пробовать в самолете кофе, но в этот раз по салону распространялся поистине восхитительный аромат.

Стюард, который обслуживал ее ряд, весил, должно быть, больше ста килограммов. Он потел, как свинья. И хотя неаппетитные темные круги пота на светлой ткани рубашки должны были бы ее раздражать, мужчина стюард ее всем устраивал. Однако если быть совсем честной, она предпочитает более женственный тип, размышляла высокая, сильная женщина, смотревшая на юго-запад через свое панорамное окно на холме над Вильфранш-сюр-Мер. Как правило, стюарды ходят, как-то по-особенному раскачиваясь, как геи, к тому же пользуются парфюмом, который больше напоминает по-весеннему свежие дамские духи, чем мужской одеколон. Этот кабан со светло-рыжей гривой был, право, заметным исключением. При других обстоятельствах она бы не обратила на него внимания, но запах кофе выбил ее из колеи. Она три раза просила принести ей последнюю чашечку—и улыбалась.

И вино сейчас ей тоже нравилось.

Она наконец-то выяснила, что цены на алкоголь, которые устанавливает норвежская государственная монополия, после того как вино со всеми предосторожностями доставляют в Норвегию, несмотря на наценку, остаются практически такими же, как здесь, на любой винной ярмарке в старом городе. Непостижимо, усмехнулась она, и тем не менее это так. После обеда она откупорила бутылку, за которую заплатила двадцать пять евро, и выпила бокал. Лучшего вина, пожалуй, ей никогда пробовать не доводилось. Продавец в магазине заверил ее, что оно не утратит своих достоинств, даже если постоит пару дней в открытой бутылке. Она надеялась, что он окажется прав.

Все эти годы, думала она, гладя себя по волосам, все эти проекты, которые никогда не приносили ей ничего, кроме денег и отвращения! Все эти знания, которые всегда использовались только для того, чтобы доставлять удовольствие другим!

Утром она почувствовала в воздухе движение зимы: февраль — самый холодный месяц на Ривьере. Море, бывшее еще недавно синим и ласковым, стало теперь серым, покрытые грязной пеной волны вяло подкатывались к ее ногам, пока она, как у нее было заведено, гуляла вдоль пляжа, наслаждаясь одиночеством. С деревьев наконец-то облетела листва, только несколько хвойных возвышались над дорогами то тут то там, выделяясь зелеными мазками. Даже на тропинке к собору Святого Иоанна, где хорошо одетые дети со своими худыми как щепки Матсрями и баснословно богатыми отцами обычно шумели так, что разрушали любую идиллию, было пустынно и безлюдно. Она часто останавливалась. Пару раз даже закурила сигарету, хотя бросила курить много лет назад. Тонкий вкус табака приятно обволакивал язык.

Беспокойство, которое мучило ее столько, сколько она себя помнила, теперь чувствовалось по-другому. Казалось, что она, проведя столь долгое время в вакууме ожидания, наконец-то может управлять собой. Целые годы зря потрачены на ожидание того, что никогда не произойдет, думала она, стоя у панорамного окна и обнимая ладонями холодный бокал.

— Ждала того, что случится само по себе, — прошептала она и увидела, как ветер стремительно швырнул в стекло пригоршню песка.

Беспокойство никуда не делось, оставшись слабым напряжением в теле. Но там, где раньше была тревога, которая тянула ее за собой куда-то вниз, сейчас она ощущала только жизнеутверждающий страх.

— Страх, — довольно прошептала она, ласково проведя пальцем по оконному стеклу.

Она тщательно выбрала слово. Добрый, стремительный, бессонный страх был тем чувством, которое она сейчас ощущала. Это как быть влюбленной, врала она себе.

Раньше она бывала в депрессии, не плача, и уставала, не засыпая, теперь же так сильно чувствовала свое собственное существование, что время от времени начинала смеяться. Она хорошо спала, хотя почти всегда просыпалась внезапно — с чувством, которое можно было бы перепутать с... счастьем.

Она выбрала слово «счастье», понимая, что называть так испытываемое ею чувство пока рано, — в слове этом есть некоторое преувеличение.

Люди наверняка считают ее одинокой, жалеют ее. Глупцы! Если б они только узнали, что она в действительности думает о них — о тех, кто наивно предполагает, будто знает ее и знает, чем она занимается! Многие из них были ослеплены успехом, хотя в Норвегии скромность считается добродетелью, а независимость — одним из смертных грехов.

В ней вдруг вспыхнула неясная незнакомая ярость. Она вздрогнула, покрылась гусиной кожей, потерла холодной правой ладонью левую руку и удивилась, какая она небольшая, как плотно кожа прилегает к телу, будто кожа ей немного мала.