Меченый - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Лэшнер cтр.№ 105

– Какой же ты страшный дурак! – сказала миссис Калакос и устремила взгляд на сына. – Как ты мог сбежать от меня так надолго? Как ты мог оставить нас с Талассой в нищете? Как ты мог позволить своему другу убить эту девочку? Ты слабый человек и всегда был слабым. Когда ты встанешь на ноги, Чарли, и будешь мужчиной?

– Мама, – сказал он, вытирая слезы скованными руками.

– Зачем было ждать, чтобы они тебя убили? Лучше бы я убила тебя сама.

– Мама. Я пришел попрощаться.

Она приподнялась в постели.

– Почему «попрощаться»? Разве я куда-нибудь уезжаю? Ты всегда был неудачником, Чарли, вот в чем проблема. Всегда недостаточно умным, всегда недостаточно сильным.

– Мама…

– Твоя жизнь – это сплошная полоса неудач.

– Прости меня, мама, – сказал Чарли и разрыдался.

– Теперь ты оплакиваешь все, что не сделал для меня? Теперь ты плачешь? Думаешь, слезы помогут? Иди сюда, маленький никчемный дурачок. – Она протянула к нему обе руки. – Иди ко мне, сынуля, обними свою мамочку.

– Я виноват, – сказал Чарли.

– Я знаю.

– Мамочка.

– Да, сынуля. Да. Тише, не плачь, иди ко мне.

И Чарли, уже не стесняясь слез, положил голову на ее плоскую, высохшую грудь, а мать накрыла его руками и крепко прижала к себе.

Плакал Чарли, плакала стоявшая в сторонке Таласса, и миссис Калакос, прижимая к груди сына, тоже плакала.

Вся эта история началась с горячей просьбы матери привести сына домой, и теперь семья Калакос снова в сборе – старуха, обладающая мерзкой, всеподавляющей силой, старик, так и не сумевший стать самостоятельным человеком, и его сестра, увядшая в тени матери. Я свел их вместе и был рад этому. Несмотря на пафос разыгравшейся драмы, я не мог сдержать слез. В ходе этой истории мне открылись поведенческие линии разных людей, развернулись ниточки привязанностей, неприязней и предательств, в которых запутался бы сам Фрейд. Не знаю, существует ли в мире искупление, но если такая грязная история способна дать начало чему-то чистому, значит, у человечества есть надежда на светлое будущее.

Шанталь Эдер хоронили ясным летним днем. Газеты сообщали, что семья хочет устроить скромную церемонию прощания, что на кладбище будут только близкие родственники погибшей. Но народ пожелание Эдеров во внимание не принял. На похороны явились делегации от северо-восточных районов: Фрэнкфорда и Мейфэра, Брайдсберга и Оксфорда, Ронхерста и Тэкони, – представители всех рас и религий, молодежь, которая не знала об этой истории, и старики, которые ее успели забыть. Все пришли похоронить дитя города.

В Филадельфии всегда больше оплакивали детей, чем заботились о них.

Я стоял в задних рядах толпы. Сначала говорил священник, потом какой-то парень, похожий на генерала времен Гражданской войны, потом Моника Эдер. Я был слишком далеко, чтобы услышать каждое слово, но уловил общий смысл, интонацию выступлений. Он сводился к тому, что Шанталь была подарком небес, ее убийство – это преступление против всего человечества, а Господь столь милосерден, что, приняв невинную душу в свои божественные объятия, вернул тело домой, семье.

Наверное, в речах вскользь упоминался убийца, но большего и не требовалось. Фотографии, где полиция выводит из голливудского дома в наручниках Теодора Перселла, напечатали все серьезные и несерьезные газеты. Продюсер «Влюбленного Тони» и «Танцевальных туфелек» нанял известного адвоката и наслаждался публичностью судебного процесса. Представитель Перселла, некий Реджинальд Уинтерс, заявил, что не сомневается в оправдательном приговоре и что вскоре великий человек приступит к съемкам фильма по гениальному сценарию, права на который недавно приобрел. Я воочию представлял ликующую улыбку на лице Тедди, в то время как папарацци щелкали фотоаппаратами. Ожидали ли его крупные неприятности? Естественно, ожидали. Тем не менее он опять был в игре.

Чарли Калакос не присутствовал на похоронах: он находился под арестом. Джоуи Прайд сам решил не ходить: после всего содеянного он посчитал, что не имеет права оплакивать ребенка вместе с семьей. Но я был не один, когда маленький гробик опускали в землю. Занита Калакос настояла, чтобы я взял ее с собой. Она, словно восставший дух, покинула постель, на удивление сильная дочь отнесла ее вниз, и вот теперь она сидела в инвалидном кресле рядом со мной.

– Отвези меня к ее семье, – попросила миссис Калакос, когда похороны закончились.

Я взглянул на часы.

– Не могу, я опаздываю. Похороны заняли больше времени, чем я рассчитывал.

– Будь хорошим мальчиком и отвези меня сейчас же. Мне нужно поговорить с семьей этой девочки. Я им обязана.

Я начал было протестовать, но она отмела все мои возражения небрежным движением руки, и я медленно повез ее к полотняному навесу около еще не засыпанной могилы.

Разумеется, там выстроилась очередь. Я снова посмотрел на часы и попытался протолкаться вперед – мол, дайте дорогу инвалиду. Тщетно. Нам пришлось ждать, пока свои соболезнования не выразили все пришедшие на похороны – молодые и старые, незнакомцы и друзья.

Наконец мы очутились под навесом. Я ожидал увидеть покрасневшие глаза и распухшие носы, но ошибся. Вся семья казалась спокойной и даже почти веселой, как будто с нее сняли покров печали и неопределенности, под которым она прожила более четверти века.

– О, Виктор, а вот и вы, – сказала миссис Эдер, вставая, чтобы поприветствовать и тепло обнять меня. – Мы так рады, что вы пришли. Спасибо за все. Моника только о вас и рассказывает.

– Да уж, – смутился я.

– Наверное, трудно поддерживать отношения на большом расстоянии, – сказал мистер Эдер, пожимая мне руку. – Но я уверен: вы, дети, что-нибудь придумаете.

– Какие отношения на большом расстоянии?

– Представь меня, – прервала наш разговор миссис Калакос.

Я послушался.

– Миссис Эдер, мистер Эдер, – начал я. – Позвольте представить Заниту Калакос, мать Чарли.

Миссис Эдер посмотрела на сморщенную старуху в инвалидном кресле, и на ее лице отразилась нерешительность: она не знала, как себя вести. После долгих колебаний она радушно улыбнулась и нагнулась, чтобы пожать руку старухи.

– Я очень сожалею, – произнесла миссис Калакос, – что мой сын оказался замешан в этой истории. Он отчасти виноват в случившемся с вашей прелестной дочуркой.

– Сколько лет вашего сына не было дома, миссис Калакос?

– Пятнадцать лет я не видела своего мальчика.

– Понимаю, как это тяжело.

– Спасибо, моя дорогая.

– Я рада, что он вернулся.

– Да, вижу. Но хочу, чтобы вы знали: часть души сына – может быть, лучшая часть – лежит в могиле вместе с вашей дочерью.