Фабрика кроликов - читать онлайн книгу. Автор: Маршалл Кэрп cтр.№ 15

Большой Джим живет в Риверсайде, менее чем в часе езды. Это достаточно близко, чтобы каждый день курсировать из дома в студию и обратно, но достаточно далеко от центра, чтобы оттяпать участок в четыре акра.

А такой участок Большому Джиму просто необходим, потому что он является владельцем пятидесяти легковых и грузовых автомобилей, которые сдает в аренду съемочным группам. Джим у нас – типичный член профсоюза водителей грузовиков; лучшие годы он отдал теле- и киностудиям в качестве бригадира дальнобойщиков. Джиму случалось водить буквально все, что движется, начиная с трейлеров, груженных съемочным оборудованием, и заканчивая длинными лимузинами для транспортировки звезд первой величины. Джим пригонит и отгонит любую штуковину, оснащенную колесами и мотором. Конечно, при условии, что сумеет втиснуться в кабину – он носит рубашки шестидесятого размера.

Большой Джим сложен как шкаф. Рост его шесть футов четыре дюйма, вес – триста фунтов; многие из последних являются прямым следствием избытка свободного времени, проведенного в непосредственной близости от автомобилей, принадлежащих фирмам из категории «Обеды в офис», однако в основном Большой Джим состоит из мускулов. Выражусь метафорически: если он появится в кафе для байкеров в серебристых туфельках и декольтированном платье, никто не станет показывать на него пальцем.

Снаружи Большой Джим выглядит как чемпион по реслингу. Внутри Джим – триста фунтов пастилы. Он без стеснения восхищается Опрой. Он ее обожает. Записывает каждое шоу. Когда Опра летала в зараженную СПИДом Африку, чтобы устроить настоящее Рождество для пятидесяти тысяч детишек, Джим упросил меня посмотреть запись вместе с ним и во время передачи не прятал слез. Вот он какой. Всю свою сознательную жизнь я выслушиваю жалобы взрослых парней на отцов, которые вечно пропадали на работе, не обнимали и не целовали своих мальчиков, не говорили «Я люблю тебя, сынок». Мне не на что посетовать в ответ. Судьба была ко мне щедра. Джим Ломакс – самый любящий, самый заботливый, самый нежный отец, какого только можно себе вообразить. И если я так и не научился быть счастливым, Большой Джим тут ни при чем.

Мама не уступала отцу в заботливости, а как личность была много ярче. Большой Джим впервые увидел Тесс Делеханти, когда она упала с лошади. Ей пришлось упасть еще три раза, прежде чем режиссер удовлетворился результатами. Моя мать в свое время была одной из ведущих женщин-каскадеров; она снялась в более чем двухстах фильмах, причем в пяти из них – вместе с Джоном Уэйном. Мы с Джоанн частенько пересматривали на видео старые фильмы, и всякий раз, когда женщина в кадре падала с лестницы, прыгала с моста или попадала под грузовик, я с улыбкой и гордостью говорил: «Это моя мама».

Джим и Тесс обручились через два месяца после знакомства. Через неделю они разорвали помолвку, и следующие три года еще несколько раз обручались и навсегда расставались. Они подходили друг другу словно две половинки яблока, и я никак не мог взять в толк, почему период ухаживания был у них таким бурным. Семейная легенда гласит, что мама не решалась бросить своего прежнего парня. Представляю, как это бесило Большого Джима. Когда в конце концов они поженились, мама была на четвертом месяце беременности. Мной.

После моего рождения Тесс ушла со своей высокооплачиваемой и рискованной работы. Она стала помогать Джиму с грузовиком и время от времени снималась в эпизодах. Однако она и не думала терять квалификацию каскадерши: когда я достиг возраста, в котором нормальные дети учат алфавит, Тесс стала учить меня, как падать с крыльца, вдребезги разбивать велосипед и делать кувырок в группировке. Я не сомневался, что у меня самая классная мама в городе. Напротив, для моего младшего брата Фрэнки родители – водитель грузовика и безбашенная каскадерша – были неиссякаемым источником комплексов. Он бы предпочел что-нибудь сугубо среднестатистическое, вроде Оззи и Харриет. [7] Мама и папа с ними и рядом не лежали.

В общей сложности у мамы было семнадцать переломов и три сотрясения мозга; она лишилась четырех зубов и проколола легкое. Все свои травмы она воспринимала спокойно. Ни одной из них не удалось разбудить в маме инстинкт самосохранения – мама полагалась на собственный Богом данный талант, бдительность постановщика трюков и время от времени перепадавшую подушку безопасности. Пять лет назад она умерла от инфаркта. Совершенно так же, как сама себе предсказывала, – тихо, во сне.

Большой Джим, разумеется, был совершенно раздавлен. Пережив смерть близкого человека, некоторые начинают пить. Некоторые – есть. А Большой Джим, едва ли не самый общительный человек на Земле, самоизолировался от мира. Хлопоты по аренде автомобилей он переложил на Чико, одного из своих водителей, а «Ламаар студиоз» в письменной форме попросил к нему не обращаться. Через четыре месяца Джим стал надолго уезжать из дома на грузовике и по нескольку суток не видел ни одной живой души.

Боже, спасибо тебе за то, что ты создал Опру Уинфри. Ее шоу, посвященное теме вдовства, вышло как раз вовремя. Психотерапевт, специализирующийся на го́ре, советовал вдовцам и вдовам поехать туда, где они с покойным супругом провели самые счастливые дни. Опра показала, как с помощью ауто-тренингов можно смириться с потерей.

Если бы советы давал я, Большой Джим отмахнулся бы от меня, как от назойливой мухи. Но советы давала Опра, и он отправился туда, где они с мамой были особенно счастливы.

А именно в частный отель «Хиллвью». Там мама и папа провели медовый месяц, а затем проводили чуть ли не каждый отпуск. В «Хиллвью» время поистине застыло – если, конечно, не считать появления в номерах цветного телевизора и системы кондиционирования, а также ежегодного повышения цен. Викторианский розарий выглядит точно так же, как в тот день, когда Джим и Тесс увидели его впервые. Выйти на террасу, где накрыт завтрак, по старой доброй деревенской традиции тянущий на две тысячи калорий, – все равно что шагнуть в девятнадцатый век.

Большой Джим в подробностях рассказал мне о своей поездке и в каждую годовщину маминой смерти слово в слово повторяет рассказ. Когда он приблизился к главным воротам, сердце его так сильно сжалось, что он не сомневался: сейчас его отправят прямиком в реанимацию. Владельцы отеля, Виктор и Джерри Гомперты, так же как и в предыдущие разы, начиная с медового месяца, подали Большому Джиму целый чайник чаю, целую корзину ячменных лепешек, джем семи сортов и варенец в миске несусветных размеров. Ему отвели лучший номер и выразили самые искренние соболезнования. Большой Джим опустился на белоснежную двуспальную кровать, уставился в окно – и усомнился в квалификации психотерапевта, специализирующегося на го́ре. Просидев так некоторое время, Большой Джим разделся и зашел в ванную, всю выложенную керамической плиткой, и стал под душ в двухместной душевой кабине.

Ни один рассказ Большого Джима о поездке в «Хиллвью» не обходится без фразы: «Сынок, нет ничего печальнее, чем двуспальная кровать и двухместная душевая кабина в номере на двоих, если одного из этих двоих забрала смерть».