При реках Вавилонских - читать онлайн книгу. Автор: Нельсон Демилль cтр.№ 94

Берг застывшим взглядом смотрел вдоль склона холма, и голос его звучал отстраненно:

– Может быть, лучше нам оказаться мертвыми, чем стать причиной еще одной войны или же своим спасением поставить под удар успех мирной конференции.

Эти слова моментально осветили Хоснеру все, что до этого оставалось неясным и темным. Берг просто готовится принести их всех в жертву абстракции – тому нечто, что он считает высшим благом. Он с куда большим удовольствием увидит, как они храбро и тихо умирают, чем позволит поставить государство Израиль в затруднительное положение. Если вдуматься, все зависит лишь от меры. Он, Хоснер, готов принести в жертву Каплана, себя или кого-то еще ради высших целей. Так где же граница дозволенности жертвоприношений? Если бы на Израиль напали, смог бы он воздержаться от использования своего ядерного оружия «ради человечества и высшего блага»? Имеет ли кто-то, будь то человек или государство, право сказать: «Высшее благо, черт его побери! Я хочу жить, заслуживаю права на жизнь и убью всякого, кто попытается положить конец моей драгоценной жизни!»

Но люди всегда приносили жертвы ради высших целей; сейчас вот и Каплан делает именно это. Каплан, лежащий в полном одиночестве в темноте, – Яков мог по минутам сосчитать время, отпущенное ему на грешной земле. А Берг готов скорее позволить всем, включая самого себя, умереть, чем вынудить Израиль принять решение.

Хоснер задумался об этом. Он готов пожертвовать своей жизнью. Но только потому, что судьбе было угодно поставить его в положение, где продолжать жить может оказаться хуже, чем умереть. А Хоснер поставил в такое же положение Каплана. Каплан уже не сумел бы вести нормальную жизнь, отклони он предложение Якова сложить свою голову. Но он прекрасно понимал, что на самом деле не вопрос жизни или смерти так волнует его. Речь шла о принципе агрессивного вмешательства. Евреи Израиля не должны позволить себе сползти к той пассивной роли, которая стала причиной гибели евреев в Европе.

Все существо Хоснера восставало против аргументов Берга. Если бы премьер-министр прямо спросил его, он ответил бы так:

– Да, действительно, я хочу, чтобы вы немедленно и любым способом добрались сюда и спасли нас. Какого черта вы все там копаетесь?

Наверняка Берг в душе тоже так считает. Он только разыгрывает роль адвоката дьявола. Говорит, как, наверное, говорили бы Мириам и министр иностранных дел. Берг, шпион Берг, умел разговаривать на самых разных языках. Но если он действительно думает так, как говорит, то тогда он явно ошибается. За ним вообще неплохо бы последить. Он может и уйти.

* * *

Хоснер остался в окопе в одиночестве. Пыль и песок заполняли пространство, засыпая уже его ноги. То место, где напротив него сидел Берг, совсем сгладилось. Когда-нибудь песок укроет и «конкорд», и останутся лишь его смутные очертания. Их кости окажутся похороненными в пыли, и вообще все, что останется от них самих и их дел, станет лишь еще одним свидетельством мученичества и страдания, и свидетельство это поступит в Иерусалимскую библиотеку. Хоснер собрал пригоршню пыли со своей ноги и швырнул ее по ветру. Вавилон. Боже, как он ненавидит это место! Ненавидит каждый квадратный сантиметр его мертвой пыли и глины. Вавилон. Губитель душ. Он стал свидетелем миллионов случаев морального падения. Убийства. Рабство. Греховное совокупление. Кровавые жертвы. Как могла его любовь расцвести в таком месте?

Он послал за ней, но никакой гарантии, что она придет, не было. Сердце тяжело стучало в груди. Руки дрожали. Мириам, приходи же скорее! Ожидание казалось бесконечным. Он посмотрел на часы: прошло пять минут после того, как ушел Берг. Три минуты после того, как он отправил посыльного на «конкорд». Он хотел встать и уйти, но не смог заставить себя покинуть то место, куда она придет, чтобы встретиться с ним.

Наконец Хоснер услышал два голоса и увидел два силуэта. Один силуэт указал рукой в его строну, повернулся и удалился. А другой приблизился к нему. Он облизал пересохшие губы и заставил голос не дрожать.

– Сюда! – позвал он.

Мириам скользнула в окоп и встала на колени возле него.

– В чем дело, Яков?

– Я… я просто хотел поговорить с тобой.

– Я свободна?

– Нет, этого я сделать не могу. Берг…

– Ты можешь здесь делать все, что захочешь. Ты – царь Вавилона.

– Прекрати сейчас же.

Она наклонилась к нему:

– Какая-то маленькая частичка тебя полностью согласна с Бергом. Эта частичка говорит: «Заприте эту сучку и держите ее под замком. Я – Яков Хоснер. Я принимаю серьезные решения и выполняю их».

– Не надо, Мириам.

– Пойми меня правильно. В данном случае я волнуюсь вовсе не за себя и не за Эсфирь. Я волнуюсь за тебя. Если ты позволишь продолжать этот фарс, то какая-то часть твоей души просто погибнет, умрет. С каждой минутой, пока ты позволяешь всему этому продолжаться, в тебе остается все меньше и меньше человека. Хоть однажды встань на сторону сострадания и доброты. Не бойся показать всем того Якова Хоснера, которого знаю я.

Хоснер покачал головой:

– Не могу. Боюсь. Боюсь, что если я проявлю доброту, то все здесь сразу развалится на части. Боюсь…

– Боишься, что если проявишь сочувствие, то сам развалишься на части?

Он подумал о Моше Каплане. Как смог он так поступить с этим парнем? Он подумал о другом Моше Каплане – скрывшемся в тумане ушедших лет. Вспомнил, как Мириам читала Равенсбрюкскую молитву.

И словно прочитав его мысли, она произнесла:

– Я не хочу стать твоей жертвой, твоим ночным кошмаром, твоим леденящим душу привидением. Я хочу помочь тебе.

Хоснер поднял ноги и уткнул голову в колени. Эту позу он не принимал с самого детства. Сейчас он позволил себе потерять самообладание.

– Уходи.

– Все вовсе не так просто, Яков.

Он поднял голову:

– Нет, совсем не просто.

Хоснер посмотрел на нее сквозь темноту.

Мириам изумилась тому, насколько потерянным он выглядел в эту минуту. Таким одиноким.

– Чего ты от меня хочешь?

Он покачал головой. Голос его задрожал:

– Не знаю.

– Ты хочешь сказать, что любишь меня?

– Я дрожу, словно школьник на первом свидании, и голос звучит октавой выше.

Она вытянула руку и погладила Хоснера по волосам.

Он взял ее руку и поднес к губам.

Хоснеру хотелось целовать ее, ласкать, осыпать нежностями, но вместо всего этого он лишь обнял ее и крепко прижал к себе. А потом аккуратно отстранил от себя и встал на одно колено. Залез в нагрудный карман и что-то оттуда достал. На открытой ладони протянул ей. Это оказалась серебряная Звезда Давида, составленная из двух сопряженных треугольников. Некоторые из заклепок разболтались, и треугольники потеряли жесткость. Он постарался сказать как можно более непринужденно: